Сенатор Нарусова о ситуации в стране и позиции при голосовании в Совете Федерации

"У нас в России произошло изменение общественного сознания. И я особенно понимаю это, когда думаю о последних громких делах. Люди моего поколения и младше — мы на чём выросли? На демонстрациях с шариками и транспарантами «Миру — мир!» Вы помните песню «Солнечный круг, небо вокруг — это рисунок мальчишки. Нарисовал он на листке и подписал в уголке: «Пусть всегда будет солнце…»? И на всех кремлевских концертах это пели. А сегодня девчонку из-за рисунка за мир лишают семьи, а отцу дают срок. Вот как это могло произойти в обществе. Все произошло step by step, маленькими шагами репрессивного законодательства, которое запрещает сначала выступления, потом одиночные пикеты, потом слова о мире. В Петербурге на Невском проспекте задержали женщину — блокадницу, пережившую Великую Отечественную войну, она стояла в одиночном пикете с плакатом «Нет войне». Вот как это? Меня поражает готовность правоохранительных органов выполнять такие приказы — и готовность к этому общества. Что это? Откуда эта коррозия общества?

Необратимые изменения в России начались после Беслана, после отмены прямых выборов губернаторов. И вот такими маленькими порциями, которые объяснялись, естественно, политической целесообразностью, люди всё это глотали. Постепенно это привело к тому, что мы имеем сейчас. Но уехать из страны, чтобы жить спокойной жизнью, — это для меня неприемлемо. При этом я не осуждаю людей, которые уехали. Но если я замолчу и уйду во внутреннюю эмиграцию или уеду в теплые края, это будет предательство памяти моего мужа. Извините за пафос. Уйти из Совфеда РФ я тоже не могу — тогда меня просто никто не услышит. Я вижу смысл именно в своей просветительской деятельности. Нужно, чтобы людям хоть что-то говорили, объясняли. Я получаю десятки сообщений: спасибо, вы дали нам надежду на то, что еще есть справедливость.

Я регулярно голосую против при рассмотрении законопроектов в Совфеде, так как не хочу быть соучастником вот этого милитаристского законотворчества. Я вам приведу пример, который привожу прокурорам, приходящим иногда к нам на заседания. Доцент-историк в Петербурге убил и расчленил любовницу, выбросил ее в реку в мусорном мешке — и сколько он получил за это? Двенадцать лет — за циничное убийство с особой жестокостью. А человек, который «дискредитирует армию», а по сути — просто критикует ее, может получить двадцать. И это за слова! То есть не за деяния, а за слова. Вот к чему пришло наше правосудие. За слова дают больший срок, чем за убийства. Смысл моей работы в Совфеде в том, чтобы мои избиратели слышали это. Когда они слышат это — и начинает пробуждаться какое-то сознание. И это уже не какой-то массовый психоз, а появляются проблески сомнений, проблески мысли. Это, по-моему, главная функция".