Петр Марченко и Юлия Барановская: «Мы не все проговариваем, часть можем и проорать»

«Чем дольше ты в новостях работаешь, тем чаще в голове возникает картинка: ниточки, паутинки, тянущиеся к каждому человеку. Что-то происходит в мире, в стране, и эти паутинки начинают вибрировать...» — рассказывает ведущий «Итоговой программы с Петром Марченко» на РЕН ТВ в преддверии нового телесезона в совместном интервью с женой Юлией Барановской.

— Петр, вы делали первые шаги в профессии телеведущего, когда российское ТВ переживало свой расцвет. Помните атмосферу того времени?

Петр: Мне кажется, не очень правомерно говорить о периодах расцвета и упадка телевидения. Просто всему свое время. Тогда, в 90-е годы, казалось, что телевидение — это всё, а мы, те, кто там работал, — самые главные журналисты в стране. Многие пребывали в эйфории, считали себя принадлежащими к некой элите. От Советского Союза осталась вера в то, что телевидение — самая мощная сила и самое влиятельное СМИ.

Что касается атмосферы, то на канале НТВ, на котором я начинал, она, конечно, была удивительная. Хотя это особенность любого стартапа, нового дела, когда собирается команда единомышленников. Люди, которые в то время начинали делать российское ТВ, задали очень высокую планку в профессии. Мы все это ощущаем до сих пор. Например, профессионалы, которые сейчас возглавляют РЕН ТВ, — Владимир Тюлин, Михаил Фролов, Михаил Тукмачев, — люди, которые работали на том самом НТВ.

— Откуда взялся этот профессио­нализм? На советском телевидении даже ведущих не предполагалось. Был отдел дикторов, где вышколенные, с хорошо поставленной дикцией люди просто зачитывали то, что им написали редакторы.

Петр: Тем не менее новое российское телевидение не возникло на пустом месте. Тот же Олег Добродеев, один из основателей НТВ, работал в программе «Время» на ЦТ, Сергей Корзун, который создавал «Эхо Москвы», был диктором, затем ведущим радиопрограмм на Иновещании. Эти и другие молодые профессионалы задавали новые стандарты телевизионной и радиожурналистики. Кстати, отличающиеся от стандартов любого западноевропейского или американского ТВ. Я, например, отвечаю за каждое слово, произнесенное мной в эфире, сам пишу каждый свой текст. Как и многие другие ведущие информационных программ на других каналах.

Я пришел на НТВ в 1996 году с «Эха Москвы» и так же, как там учился у Сергея Корзуна и Сергея Бунтмана, начал учиться у Татьяны Митковой, Михаила Осокина, у молодых ребят-корреспондентов, которые там работали. Они сформировали новые стандарты, определенный подход, стилистику, возможность быть самим собой в эфире.

— Легко было вписаться в звездный коллектив НТВ?

Петр: Честно, никогда об этом не думал. Да, в журналистике должна присутствовать определенная доля тщеславия, но я никогда не работал ради имени, славы, чтобы как-то выделиться, может быть, поэтому мне было легко вписаться.

— Смотрели свои эфиры?

Петр: Тридцать два года работаю на телевидении и радио, но до сих пор не могу ни смотреть себя, ни слушать.

Юлия: Просит выключить. Приезжает домой, и если я что-то пересматриваю в повторе, он говорит: «Выключи, пожалуйста».

Петр: Не могу. Новости — разовый продукт, зачем его пересматривать, это не спектакль. Свои ошибки, которые допустил во время эфира, я и так знаю…

— Бывали серьезные ошибки?

Петр: Знаете, я помню каждую, но не складываю их в «коробочку». Так же, как и успешные эфиры. Любой информационный ведущий — это «оправа» для работы огромного количества людей. Программа запоминается не репликами ведущего, а когда в ней есть блестящий репортаж, хорошо поданная новость.

— На радио не полегче в этом смысле? Там же не видно, как ведущий смущается или входит в ступор…

Петр: Радио — это другое.

Юлия: Самая большая любовь.

Петр: Да, это моя любовь. Самое любимое в прошлом — «Сити FM», мне жаль, что этой станции больше нет. Конечно, на телике у тебя есть усредненный портрет аудитории, ты понимаешь, какие темы ее волнуют. Но все равно это нечто эфемерное. А на радио, в силу обратной связи, моментально осознаешь, интересно людям или нет. Некоторых слушателей на «Сити FM» я знал по именам, узнавал по голосам, по их реакциям.

— Когда звонят в эфир?

На РЕН ТВ Петр Марченко пришел в 2015 году. Семь лет вел ежедневный выпуск новостей в 23:00, один из них принес каналу приз ТЭФИ в номинации «Информационная программа». С 2022 года ведет «Итоговую программу с Петром Марченко» и с гордостью признает, что на РЕН ТВ работает дольше всего. Карьеру начал в 1992 году на радио «Эхо Москвы», вел новости на НТВ и Первом канале.

Петр: Да, да. Этот ответ в виде сообщений, моментальная реакция на события, на новость, на позицию — всегда чудо. На телевидении картинка очень многое может простить, перекрыть, забрать на себя. На радио у тебя кроме голоса и интонации нет ничего. Но если мне зададут вопрос, какой жанр я больше всего люблю…

— Позвольте, это моя работа. Петр, какой жанр в журналистике вы любите больше всего?

Петр: Новости, информацию!

— Получаете удовольствие от хорошо сделанной программы?

Петр: Мне сложно судить, хорошо она сделана или нет, честно, без всякого кокетства. Почему? Потому что это жизнь. Когда начинаешь этим заниматься, вдруг понимаешь, как работает тот самый «эффект бабочки», как все устроено. Ощущаешь на кончиках пальцев, то, что у молодежи называется «вайб», и хочется этими интересными вещами поделиться. Чем дольше ты в новостях работаешь, тем чаще у тебя в голове возникает картинка: ниточки, паутинки, тянущиеся к каждому человеку. Что-то происходит в мире, в стране, и эти паутинки начинают вибрировать...

— Вернемся в далекий 1992 год, почему вас взяли на «Эхо Москвы»?

Петр: Логического объяснения этому нет. В конце 80-х — начале 90-х, когда появились первые негосударственные радиостанции, я слушал радио MAXIMUM, и мне безумно нравился дуэт Кости Михайлова и Юли Бордовских. Я, как и все молодые люди тогда, интересовался музыкой, а родители — политикой. Мама мне как-то сказала, что на радио «Эхо Москвы» ищут ведущих. Я почему-то думал, что им нужны музыкальные ведущие, а оказалось — информационные. Пришел в редакцию, меня встретил Сергей Сергеевич Фонтон, посадил за тассовский терминал и дал задание: «Отбери новости, которые ты бы хотел прочитать в эфире». Я отобрал. Да, наверное, у меня всегда был неплохой тембр голоса. Насчет дикции не могу сказать, что она у меня была идеальной. Почему взяли?.. Ну, наверное, повезло.

— А в детстве-то вы кем хотели быть?

Петр: Летчиком, очень хотел летать и до сих пор хочу. Это была скорее греза, нежели мечта, потому что она была эфемерна и нереализуема. Потом я неудачно покатался на санках — компрессионный перелом четырех позвонков... Мне повезло с учителями в школе: у нас был прекрасный преподаватель литературы — однокурсник моего отца Лев Соломонович Айзерман. Один из величайших учителей-новаторов, которые заставляли детей мыслить. И я подумал: может быть, пойти по этой стезе? Поступил в педагогический, но достаточно быстро выяснилось, что общаться с детьми, кроме как со своими, я не умею. Потом была армия…

— А как же вы попали в армию со сломанным позвоночником?

Петр: Это был 88-й год, забирали всех. Я вернулся, потом как-то закрутилось…

— Девушка вас дождалась?

Петр: У меня не было девушки. Вернее, так: у меня их было достаточное количество, чтобы не ждал никто.

— Понятно. Вернемся к НТВ. Сколько лет прошло, а до сих пор не забыта та скандальная история, когда коллектив канала разделился. И какое-то время, как выразилась корреспондент программы «Намедни» Лиза Листова, жил «кишками наружу».

Петр: На этот конфликт можно посмотреть по-разному. Была история владельца, который превратил, на мой взгляд, компанию в оружие. У меня нет доступа к документам, мне сложно точно это утверждать, но, по-моему, он играл в весьма рискованную экономическую игру, за что и пришлось поплатиться. А дальше случился раскол внутри коллектива — свои, чужие. Кто-то считал, что свободу слова убивают, кто-то — что можно продолжать работать. Я был в числе тех, кто счел, что можно продолжать, потому что столкнулся с парой неприятных ситуаций... До сих пор не люблю об этом рассказывать, если честно, к чему сейчас все это вспоминать? Каждый тогда делал свой выбор.

— Вообще с медийными людьми начальникам приходится несладко, они малоуправляемые.

Петр: И это, и уверенность в том, что ты уникальный, неповторимый… На НТВ действительно были уникальные журналисты, но и в других СМИ работали не менее талантливые ребята, которые, как я понимаю, смотрели тогда на нас всех и потихонечку посмеивались. Хотя канал НТВ образца 2001 года был очень хорошей сборной командой, в этом была его сила.

— Вы же сейчас тоже руководите большой командой журналистов. Какой вы начальник?

Петр: Я сам себя не могу оценивать. Вот Юля может сказать, какой я был начальник, когда работал замом главного редактора, а потом главным редактором «Сити FM»… Считаю, что люди — самое главное в любом СМИ. Я мягкий, но требовательный, скажем так. Не считаю нужным прессовать сотрудников, лучше разобрать ошибку и двигаться дальше.

— Что должен сделать корреспондент, чтобы вы впали в бешенство?

Петр: Ну, например, я, к сожалению, периодически слышу: «Ой, я не вижу темы». Работа «на отвали», «я вот налепил, а дальше решайте сами», — это выбешивает. Если ты с нами, будь любезен, выполняй свое дело качественно. Не хочешь — до свидания, тебя никто не держит. Но вкалывать нужно всегда и везде.

— Вы вообще боец по натуре? Идете на принцип, если считаете, что это необходимо?

Петр: Малыш, я боец?

Юлия: Ты самурай.

Петр: Я вообще не умею себя оценивать.

Юлия: Начальник он классный, мне посчастливилось побывать его подчиненной. Я, правда, уже была женой в тот момент.

Петр: Но это не меняло отношения к тебе как к сотруднику.

Юлия: Не меняло, да.

— Кстати, как вы вообще познакомились?

Юлия: На работе.

— Служебный роман?

Петр: Нет, просто общались, дружили.

Юлия: Да, это было почти 18 лет назад. На радио «Сити FM».

— Интересно, у вас одинаковые версии знакомства?

Юлия: Вы можете нас рассадить по разным комнатам, задавать одинаковые вопросы, потом даже сравнивать не придется, ответы будут совпадать до запятой…

Петр: На самом деле это не было романом, даже флирта не было — просто абсолютно человеческая симпатия, дружеские рабочие отношения. Потом я ушел с радио.

Юлия: Затем ушла я.

Петр: Мы не поддерживали связь...

— И вдруг...

Петр: В какой-то момент оба оказались в достаточно сложных жизненных ситуациях…

Юлия: При этом свободными от любых обязательств. Четырнадцать лет назад Петр мне написал сообщение, спросил, как дела, мы встретились. И с того дня не расставались.

— Возникла пресловутая «химия»?

Петр: Нет.

— Если люди были друзьями, а потом…

Юлия: У нас все наоборот. Обычно у людей начинается конфетно-букетный период, который постепенно сходит на нет…

Петр: Оба понимали, что мы некий спасательный круг друг для друга. Сейчас каждый из нас выберется из кризиса, а дальше пойдет своей дорогой. Поначалу действительно было очень тяжело, потому что это было выживание в буквальном смысле слова. А потом… Все как-то неожиданно превратилось во что-то очень большое.

— Юлия, чем вы занимаетесь сейчас?

Юлия: Я работаю в одном из ключевых медиахолдингов страны Rambler&Co. Занимаюсь… Чем только не занимаюсь.

Петр: Коммерческой стороной журналистики.

Юлия: Монетизация площадок, отношения с партнерами, медиакоммуникации. Но благодаря моей тезке Юлии Барановской информацию про меня в интернете найти сложно. Меня это устраивает, так как я абсолютно не публичный человек. Хотя поначалу, когда Юля Аршавина внезапно заявила, что она Барановская, моя жизнь расцвела веселыми красками.

— Как Жванецкий говорил, после родственников самое неприятное — это однофамильцы.

Юлия: Ну, с родственниками мне повезло. А однофамилица прикрывает в интернете. Единственное, где меня можно увидеть, — на фотографиях с церемонии ТЭФИ. Я Петра сопровождаю там всегда.

— Да, интересно. Медиаменеджер и телеведущий — что у вас может быть общего?

Петр: Сложно сказать. Что у нас было общее? Просто эмоции, взгляд на жизнь, наверное. Убиваем, правда, мы до сих пор друг друга периодически, не без этого.

— То есть все-таки вы человек вспыльчивый, горячий?

Петр: Нет, я достаточно выдержанный, но, если взрываюсь… На работе я всегда по максимуму держу себя в руках. В этом смысле Юле тяжеловато.

Юлия: Все эмоции выливаются на меня.

Петр: Да, прилетает ей. Но так же, как и мне, собственно. У Юли ровно та же история: она держит на работе все при себе, а дома... Мы в какой-то момент поняли: ну вот это данность, нет смысла с ней бороться. И больше не боремся, бьем посуду…

Юлия: Работаем в одной сфере, поэтому понимаем боли друг друга. Пришли к тому, что у Пети есть пятиминутка гнева и у меня. Пошли гулять с собакой, высказали все, что накипело, и успокоились.

Петр: Думаю, мы тут абсолютно не отличаемся от большинства. Един­ственное, что максимально откровенны друг с другом с самого начала. И именно поэтому, наверное, хорошо, что у нас не было конфетно-букетного периода. Он подразумевает определенный обман. Между нами вранья не было никогда.

— То есть вы ведете себя правильно с точки зрения классической психологии, которая говорит, что в браке все нужно проговаривать?

Петр: Мы не все проговариваем, часть можем проорать. Юле свойственно моментально выбрасывать эмоции, у меня они копятся, потом я взрываюсь. В какой-то момент своей жизни из экстраверта я превратился в интроверта.

Юлия: Мотоцикла ему не хватает, а так полный боекомплект. Но мотоцикла у тебя не будет.

Петр: Нет, я боюсь мотоциклов.

— И правильно делаете. Хотя считается, что любому мужчине нужно какое-то хобби, отдушина.

Петр: У меня спорт.

— Как вдруг случилось, что вы начали регулярно ходить в зал?

Юлия: Меня встретил.

Петр: Нет, нет, это началось до тебя. Я действительно никогда в жизни не занимался спортом, хотя какие-то попытки предпринимал после тридцати с небольшим. Но в 2008 году — это я очень хорошо помню, мы как раз делали «Эксперт ТВ» — мне, чтобы попасть в кабинет, надо было подняться на второй этаж по лестнице. Поднялся и задохнулся… Подумал, что пора идти в зал. И вскоре это превратилось в наркотик. Спорт хорош тем, что ты себе постоянно должен ставить определенную планку, иначе неинтересно заниматься.

— А планка — это вес?

Петр: В моем случае — да.

— То есть вы сразу занялись тяжелой атлетикой?

Петр: У каждого свой способ получения эндорфина и дофамина. Кто-то бегает, кто-то прыгает, кто-то плавает. Я больше кайфую именно от силовых нагрузок. К тому же я не любитель здорового образа жизни. После очередного приступа высокого давления мой кардиолог сказал: «Ты можешь продолжать пить, курить, бросать не надо, но, умоляю, чтобы с тобой ничего не случилось, занимайся спортом. Пока ты будешь это делать, тебе можно будет все». Согласитесь, неплохой стимул.

— А как ведет себя позвоночник?

Петр: Болит. Но я вообще стараюсь лишний раз к врачам не обращаться, и Юля на меня за это очень злится. Неправильно, конечно. Но так у нас принято, у мужчин в России. Само пройдет. Работает безотказно.

— Сейчас вообще всем правят технологии, в том числе в отношениях. Коучи учат женщин, как получить мужчину своей мечты или разбогатеть. Вы как думаете, этому можно научиться?

Юлия: Можно.

— У вас есть коуч?

Юлия: Нет. Я могу сама коучем подрабатывать.

Петр: Нужно учиться быть самим собой.

Петр очень любит небо и самолеты. В детстве он собирал модели самолетов, но всегда мечтал летать сам. Когда телеведущему предложили участвовать в проекте «В небе только звезды», он с радостью согласился и какое-то время обучался пилотажу на Як-52. О его страсти прекрасно знают все друзья, они подарили Петру на 50-летний юбилей полет на реактивном самолете. При всей любви к небу Петр боится высоты.

Юлия: Это то, чего не хватает подавляющему большинству людей. Они все пытаются, особенно девушки, из себя что-то выжимать, что-то строить, а своего мужчину можно найти, только когда ты наконец-то станешь самой собой, не будешь из себя никого лепить. На самом деле твой мужчина — это не принц на белом коне с миллиардом долларов на счете. Твой мужчина — это человек, который будет тебя уважать. Хорошо, скажу попсовую фразу: носить на руках. Я за Петей как за каменной стеной, мне не страшно вообще ничего. Любая проблема — я знаю, что могу ему позвонить, он не просто меня поддержит, он ее решит.

Петр: Да не решу я все проблемы, к сожалению.

Юлия: Ну, все, наверное, нет, слишком иногда они изощренные, но большинство — да.

Петр: Это абсолютно взаимно, ровно то же самое для меня делает Юля. Дежурная фраза, но она очень важна, я действительно по максимуму стараюсь быть самим собой. С детьми, с внучкой, которая растет.

— Сколько ей?

Петр: Семь месяцев. Самое большое счастье. Дочка сына.

Юлия: Соня, боюсь, не скоро подарит нам внуков.

— Сын Петра — Валентин, а Соня — это ваша дочь?

Юлия: Да.

Петр: Юлина дочка, которая стала и моей. Ей скоро уже двадцать один исполнится. У нас взрослые дети. И удивительная семья. Наверное, самое ценное, что есть в нашей жизни.

— Чем дети занимаются?

Петр: У Вали IT-стартап, весьма привлекательный, он этим горит очень сильно. Его жена Саша, продюсер, тоже увлечена своим делом. Соня оканчивает РУДН в следующем году. Есть еще Мартуся, дочь моей первой жены, она художница, учится в Строгановке, надеюсь, у нее тоже все получится. Другие члены семьи — моя первая жена Татьяна, самый большой друг в моей жизни, ее муж Валера, с которым мы тоже близкие друзья. И моя первая теща Алла Владимировна, удивительный человек.

Юлия: И мой большой друг.

— И вы встречаетесь все вместе?

Юлия: Собираемся на все праздники, это даже не обсуждается.

— Редкий случай, когда бывшие супруги остаются друзьями. Поделитесь секретом счастливого развода?

Петр: Не бывает счастливых разводов. Некоторые психологи ставят расставание супругов на один уровень

со смертью близкого человека. Побеждают мудрость, опыт, умение прощать обиды и ошибки. Понадобилось немалое время, но мы сумели это сделать. Безусловно, объединяют дети, хотя они не ключевой фактор. Просто зачем терять людей, с которыми тебе было хорошо, которые тебя знают много-много лет?

— Очень мало кому это удается. Логически, может, это все правильно...

Петр: Моя мама сделала очень много для объединения семьи… Она была мудрым человеком, умным и очень добрым.

Экранный образ Петра сильно отличается от реального. В повседневной жизни он предпочитает свободный стиль и кроссовки. Если это костюм, то всегда оригинальный крой, свободные брюки. Классические костюмы и галстуки Петр называет униформой. При встрече с ним сложно поверить, что этот парень в джинсах с модным рюкзаком на плече и импозантный мужчина в кадре — один и тот же человек.

— Родители застали расцвет вашей карьеры на телевидении?

Петр: Мама да, папа нет. Отец ушел в 1993 году — это, наверное, одно из самых больших переживаний в моей жизни, то, о чем я стараюсь всегда помнить. Папа умер 6 октября 1993 года. Он умирал, а я работал в прямом эфире на «Эхе Москвы». Понимал, что дело плохо, но на тот момент работа для меня казалась важнее. Все-таки октябрь 93-го, исторические события, попытка кровавого переворота. И я к отцу не приехал, для меня это заноза в сердце... До сих пор жалею, что мало общался с ним, он был очень умный, эрудированный, образованный и добрый человек, к сожалению не реализовавшийся до конца.

— Ваш отец Валентин Марченко работал редактором в объединении «Экран», там в советское время снимали не только игровые картины, например «Здравствуйте, я ваша тетя!» Титова, «12 стульев» Захарова, но и документальное кино. Которым как раз занимался ваш отец.

Петр: Именно так. Потом из «Экрана» папа ушел, его позвали на место главного редактора телевизионного объединения «Мосфильма».

— Сейчас эту должность назвали бы продюсерской.

Петр: Пожалуй. Отец был среди тех, кто утверждал сценарии «Мэри Поппинс, до свидания», «Покровских ворот». Двери нашего дома не закрывались никогда. Нескончаемым потоком шли сценаристы и режиссеры. Каждый режиссер, который приходил к нам домой, считал своим долгом посмотреть на меня (мне было лет двенадцать-тринадцать) и сказать: «Будем снимать!» Правда, единственный человек, который это сделал, был отчим Яны Поплавской, по сути, ее отец, дядя Володя Александров, он меня пару раз притащил сняться в «Будильнике». А потом отец ушел с «Мосфильма», просто не выдержал прессинга. Как сказала мама, там надо было либо брать, либо пить. Папа не мог ни то ни другое. И ровно в тот день, когда он покинул студию, о нем все забыли. Телефон замолчал моментально. Остались только родители Яны Поплавской, они очень долго были с нами. Для меня это была своеобразная прививка к этому миру…

— То есть актерских амбиций у вас не было.

Петр: Нет. У меня и тщеславия-то, в общем, недостаточно для профессии телеведущего. Скорее, хочется что-то сделать своими руками, так, чтобы говорили не обо мне, а о том, что у меня получилось. И в этом смысле работа в «Добром утре» на Первом канале хоть и приносила куда большую известность, не давала мне совершенно никакого внутреннего удовлетворения. Я не шоу­мен.

— Не смогли бы вести развлекательную программу?

Петр: Я, наверное, много чего бы смог, вопрос в том, как бы себя чувствовал при этом.

— Ну вот если вдруг с работой швах, лицо вы медийное, жить на что-то надо…

Юлия: Жена у него есть, если с работой швах.

Петр: Да нет, смогу, конечно. Вопрос, насколько ты способен свою внутреннюю планку опустить. Думаю, где-то есть мой предел.

— У нас на ТВ вообще любят молодых в кадре, хотя в мире есть другая тенденция — считается, что взрослому ведущему, корреспонденту аудитория больше доверяет.

Петр: Мне кажется, в какой-то момент сыграло роль то, что на ТВ начали бороться за молодую аудиторию. Поэтому стало больше молодых лиц, больше амбиций, больше гонора, больше эмоций. В этом смысле РЕН ТВ работает по классическим стандартам телевидения. Есть не только я на канале, есть Андрей Добров, профессионал высокого класса, мы с ним ровесники, он пишет невероятные тексты, очень остроумные, глубокие. В то же время у нас работает Рома Бабенков, ведущий вечернего прайма в 19 часов, — молодой, но профессиональный, адекватный и образованный. Есть Дима Ясминов, есть Юля Вотинцева, молодая девушка, суперпрофессиональная, на мой взгляд, как ведущая. В этом смысле на РЕН ТВ правильный подход: важна не оболочка, а содержание.

— И все-таки из той обоймы журналистов, которые вместе с вами так ярко сверкнули в конце 90-х, сейчас на телеэкране не видно никого. Где взглядовцы Любимов, Мукусев, Политковский, где Демидов, Додолев? Стала начальницей Миткова, не видно Максимовской, Сорокиной, Бордовских, Ханги…

Петр: Ну, каждый выбирает свое, тут вопрос еще и внешних факторов, безусловно. Кто-то не согласился с тем, что здесь происходит, посчитав нас конформистами. Кстати, я себя конформистом точно не считаю. Несмотря на всю тяжесть ситуации, прекрасно понимаю, что происходит и почему.

— В какой-то момент, когда во всех телефонах появились камеры, стало понятно, что первым на месте событий окажется не корреспондент, а обычный человек со смартфоном. Как думаете, отомрет со временем профессия репортера?

Петр: Абсолютно точно нет. Любая съемка не гарантирует достоверность и объективность. Это всего лишь то, что человек увидел в данный момент, но он же не знает предыстории. Ну условно говоря, драка на улице — человек видит только какой-то эпизод и не знает, что стоит за ним. Смысл корреспондентской работы как раз в том, чтобы погрузиться в проблему, раскопать предысторию, показать разные точки зрения. А съемка на месте событий — просто камера наблюдения в виде живого человека. Поэтому нет, профессия не отомрет.

— Какие ваши мечты исполнились, а реализация каких еще впереди?

Петр очень любит готовить, лучше всего ему удаются супы, плов и различные блюда из мяса. Коронное блюдо телеведущего — картофельные оладушки, они же драники. Это блюдо, которое в его семье всегда готовили мужчины. У Петра и Юлии существует традиция — каждый сезон они собирают дома родных и самых близких друзей на драники.

Петр: Честно, я никогда особо ни о чем не мечтал. Тем более о материальном. Может быть, потому, что детская мечта рухнула в зародыше. И я научился особо не мечтать. Желания многие исполнились. Но сейчас мы живем не неким неведомым завтра, а тем, что есть сегодня. Мне это нравится на самом деле. Сейчас у меня есть все, что нужно, — семья, любовь, теплый вечер…

— То есть в молодость вернуться не хотите, чтобы что-то поменять…

Петр: Менять — точно нет. Все, что со мной происходило и хорошее, и плохое, сделало меня таким, какой я есть.

Юлия: Неужели ты бы ничего не изменил, если бы у тебя была возможность вернуться в любой момент своей жизни?

Петр: Я тебе сейчас объясню. Есть множество ошибок, которые хочется исправить, особенно тех, что наносили ущерб твоим близким. Но цепь событий такова, что ты не знаешь, как это изменит все остальное. Конечно, я бы хотел меньше боли причинить близким. Мы, как известно, сильны задним умом. Да, накосячил — и буду нести этот груз.

Юлия: Наши ошибки делают нас теми, кто мы есть. Я сегодня дочке тоже сказала, что ничего бы не хотела исправить, кроме одного: я бы вложилась в крипту. (Смеется.)

Петр: Да, когда биткоин можно было купить по 8 долларов.

— Что посоветуете молодым журналистам, которые хотят работать на телевидении?

Петр: Я давно пришел к выводу, что журналистика — это профессия, которой никто не научит. Могут посоветовать, подсказать, но учиться должен ты сам. Я до сих пор учусь. Когда мы делали «Эксперт ТВ» — канал про бизнес, про экономику, мне пришлось освоить определенные экономические азы. Это разнообразило мой мир, мою жизнь весьма серьезным образом. То же самое произошло, когда я некоторое время работал замом главного редактора на «Закон ТВ». И журналистика, особенно информационная, заключается, на мой взгляд, именно в желании учиться, узнавать. Пытаться понять механизмы, которые стоят за теми или иными событиями.

— Я думаю, вам возразят молодые ребята, что сейчас все можно элементарно нагуглить.

Петр: Безусловно, гуглите на здоровье! Главное, чтобы это у вас в голове оставалось. Потому что журналисту необходима некая, довольно обширная, сумма знаний. Она просто позволит быстрее понимать суть происходящего, сделает твой рассказ о событии глубже, интереснее. Мы все живем в одном информационном пространстве, и все СМИ рассказывают об одном и том же. Выигрывает тот, кто сделает это круче, интереснее, сможет сопоставить, казалось бы, далекие друг от друга факты. В этом смысле моя программа, которая выходит в 23 часа в воскресенье, в не слишком выгодном положении. К этому моменту все остальные каналы итоги недели уже подвели. За меньшее время мне надо рассказать о том же, о чем до меня рассказывали Ирада Зейналова, Первый канал, Дмитрий Киселев и другие. Значит, я должен это сделать чуть иначе, найти некий поворот, который заставит зрителя не переключаться.

— Чувствовали когда-нибудь профессиональную зависть к коллегам?

Петр: Безусловно. Иногда смотришь и думаешь: офигенный репортаж, вот они довернули круто, нарыли эксклюзив. Так или иначе, это хорошее чувство. Профессиональная зависть — очень сильный стимул. В то же время у меня язык не повернется требовать чего-то особенного от корреспондентов, которые сейчас в зоне СВО. Наши ребята-военкоры — совершенно невероятные. Я смотрю на них не то что с восторгом, а с величайшим уважением. Помимо работы для компании, для программы, тот же Валя Трушнин делает очень много и на месте. Помощь бойцам, сбор средств, вытаскивает кого-то из мирных из опасных мест. Работавший для нас военкор «Известий» Семен Еремин, который погиб не так давно, невероятным был профессионалом…

— Будет что-то меняться в новом телесезоне в вашей программе?

Петр: Она меняется постоянно. Но это вопрос и затрат на производство, и эфирного времени. Телевидение — дорогой экономический механизм. Я на­деюсь, что программа никогда не превратится в ток-шоу. Какой-то новый подход найдем нестандартный. Приходят новые люди, с новыми идеями, я всегда в этом смысле открыт. Знаете, столько лет прошло с тех пор, как я впервые сел в студии перед камерой, а до сих пор каждый эфир начинаю с определенным волнением внутри. И очень боюсь того момента, когда перестану волноваться.

— Что это будет значить?

Петр: Что мне как профессионалу пришел конец. Пропало ощущение ответственности. Каждое воскресенье, садясь за свой стол в студии, я держу перед зрителем отчет за недельную работу нашей команды, работу людей, которые в абсолютном большинстве своем трудились с полной самоотдачей. И если моя «оправа» будет скучной, неверной или безликой, весь этот труд пойдет насмарку.

7дней