Боец СВО Евгений Голенцов: Обычные русские мужики воюют, чтобы Россия жила, чтобы нацисты не пришли в Белгород и Воронеж убивать
- Расскажите, как вы оказались на СВО, как вас мобилизовали и когда?
- В 2022 году я очень круто поменял свою жизнь. Я развелся. Так сложилась ситуация, что дети остались со мной, а не с женой, что в российском обществе нонсенс. Это произошло в силу определенных особенностей здоровья бывшей супруги. Я переехал в Воронеж, стал жить с девушкой Настей, которая впоследствии стала моей женой. И это был крутой поворот в моей судьбе.
Я не знал вообще, что так будет. До этого я думал, что моей жизни пришел конец, жалел себя, что я вот несчастный весь такой, всю жизнь буду с больным человеком жить, у меня ребенок еще больной. Кругом какая-то засада.
Когда я переехал в Воронеж, второй раз женился, и понял, что жизнь в 38 лет начинается заново. И я стал счастливым. Мы смогли купить часть дома в Воронеже после раздела имущества с бывшей супругой. 21 сентября 2022 года президент объявил мобилизацию. Нынешняя жена говорит: «Жень, может, не ходи, там мобилизация». А я говорю: «Ну кто меня призовет, у меня ребенок инвалид». И 23 сентября я пошел вставать на учет в военкомат.
В военкомате мне сказали подняться к военкому на второй этаж. И я четко понимал, что сейчас у меня момент важнейшего выбора в моей жизни, я могу просто уйти, просто не вставать на учет, куда-то уехать, скрыться, спрятаться, либо подняться. Я поднялся, военком мне говорит, что надо идти сейчас и получать повестку, и я убываю в войска в Богучар. У меня было два часа времени на сборы – всё, меня проводили со слезами, и я уехал.
- Куда вы попали? В Богучар на обучение?
- В Богучаре была войсковая часть. Самоходчики мы были. 99-й гвардейский самоходный артиллерийский полк. Самоходок в части уже на тот момент почти не было, всё на фронт уехало. Мы учились на «Гиацинтах» – это буксируемая гаубица. А на самоходках я уже учился в зоне проведения специальной военной операции. Там участвовали в боевых действиях и одновременно учились. Был инструктор, он проверял корректность всех данных, мы наводились, и я уже стрелял. Он просто меня контролировал, чтобы все правильно было.
Сначала приехали в так называемый район «Чернобыля», так мы называли тринадцатый район, Кременской район ЛНР. Там неделю жили, строили себе блиндаж, чтобы можно было ночевать. Все вручную, бревна рубили, камыш укладывали, все это землей засыпали, пленкой, маскировали.
Только через семь дней после заезда мы смогли под крышей переночевать, до этого спали под открытым небом: плащ-палатка, спальный мешок. Холодно было, минус 12 градусов, залезали в мешок во всем, в бушлате, в ватных штанах, только обувь снимали. Потом, когда первый раз переночевал в блиндаже, такой кайф был. И именно в блиндаже я достал телефон и начал писать свои «Записки мобилизованного», которые позднее станут рубрикой, а еще позже я издам их книгой. С украинской стороны было много фейков, что, дескать, русские мужики воюют в ватниках, вооружены ржавыми «калашами», питаются бомж-пакетами. Я пытался вести свою информационную войну, в Дзен и Telegram выкладывал, что обмундировали нас, бронежилеты выдали, автоматы Калашникова, обучали, хорошо кормили – пельмени, рыба, мясо.
- Вы участвовали в штурме Кременной?
- Мы пришли, когда всё было освобождено, и фронт уже встал. Наши стояли на Сватово-Кременной линии по Макеевку, это граница была, и мы прикрывали мотострелковые части, во втором эшелоне стояли. Они на передке, а мы их прикрывали сзади.
- И как часто вообще по вам прилетало?
- Прилетало каждый день. Но тогда, в 22-м году, в начале 23-го, нам, наверное, повезло, что у украинцев почти не было ударных дронов. Были «Грады» и «три топора» (гаубица M777).
- А вы ваш первый бой помните? Когда отстрелялись по противнику?
- Первый бой произошел 12 декабря. Первый раз я стрелял в самоходке. Я понимал, что стреляю по врагу, что снаряды летят туда убивать врага и что нам ответка может прилететь. Поэтому, как инструкторы говорили: отстрелялись, смотались в укрытие. Сначала мы не понимали, ну, выстрелить, что такого. На потом нам объяснили: были случаи, когда украинские военные как строчка на швейной машинке клали по нам очень точно, вот буквально 10 метров правее, 10 метров еще правее, настолько они прощупывали четко. И вот эта НАТОвская AN/TPQ – так называемая система звукового обнаружения… Нас спасало то, что мы работали из-под горы, и вот эта TPQ из-за рассеивания звука не могла нас засечь точно. Вот ребята некоторые работали правее, на равнине, и по ним как раз прилетало с точностью 10-20 метров. Там у них самоходка стоит, а рядом с ней воронки. У нас же рассеивание было 100, 200, 500 метров.
- Успевали уехать, после того как отстрелялись?
- Меняли позицию, раньше не было такой точности со стороны противника, как сейчас – прилетела «Баба Яга», сбросила «морковку» от РПГ и убила экипаж орудия. Тогда такого не было, они квадратами поражали, мы успевали смотаться.
Поэтому, конечно, нас вот эта гора спасала.
Я человек деревенский, с детства любил порядок, и мы когда в самоходку бежали, у нас не было берцев, мы в рыбацких сапогах-пенках были, потому что там грязище, проваливаешься. Там грязюка постоянно, режим поздней осени, туманы, грязь. И лезешь в самоходку, грязь падает вниз на гильзы, в орудия попадает, они клинят потом. И мы старались, чтобы почище было.
И я что придумал: рубил камыш и из него такую маленькую тропинку выкладывал, чтобы по ней бегать. От укрытия, где мы лежали, по этой тропинке, там метров 70. Я из камыша выложил до самоходки дорожку, так с собой грязь не тянешь в машину.
- Когда вас демобилизовали?
- Я не знал, что так меня спишут, но 5 марта – это последний день, когда я заканчивал свою дорожку из камыша. Мы в этот день в последний раз отстрелялись, как раз дежурили. Двое суток дежуришь, двое – отдыхаешь. И вот я 5 числа как раз дежурил. У меня всегда на сердце, в левом кармане, была иконка от жены – Николай Угодник.
Мы отстрелялись, а вечером команда по рации, что мне надо прибыть к старшине. Я прихожу, а он говорит, что приказ пришел, что списывают в тыл. Я все вещи запаковал, с ребятами попрощался, что мог – раздарил, рацию оставил, патроны раздал, зачем они мне, в часть их тащить, а ребятам пригодятся.
Утром 6 марта убыл я в Богучар, часов в 10 я уже был там. И мне в обед ребята присылают фотки по Telegram. У нас там была своя спутниковая тарелка, плохенькая, но связь ловила. И вот они присылают фотку – мой командир орудия Серега Рыбак стоит рядом с воронкой недалеко от нашей самоходки. Буквально несколько метров. ВСУ отработали по нам «Тюльпанами».
Если бы я там 6 числа этот камыш продолжил укладывать, меня бы уже не было. Я поблагодарил Николая Угодника, это чудо.
Хорошо, ребят в машинах не было. Как приказ к бою, мы бежали в машины: цель захватили, навелись, отработали, убежали в укрытие. Редко такое было, чтобы находились постоянно в машине. Бывало, конечно, что мы в машинах дежурили часов по 10. Когда такое сложное наступление было, накат противника, мы свою пехоту поддерживали. Да, самоходка, она держит осколочные выстрелы, если с трех метров, с десяти. Там два сантиметра броня. Если прямое попадание, понятно, хана.
- Как возвращались на «гражданку»?
- Меня Бог спас, наверное, чтобы я вот эту книгу издал, может быть, еще, чтобы дальше писал. Я потом, когда вернулся, я осознал, что просто не могу спокойно жить. Я вроде уехал от войны, но она от меня не уехала, я не могу от нее никуда деться.
Сейчас собираю гуманитарку, помогаю бывшим сослуживцам. Пишу рассказы.
- Расскажите, понимают наши бойцы, ради чего это все? Есть мотивация?
- Во-первых, пошли не за деньги. Часто говорят, вот они пошли за деньги, мобилизованные получают по 200 тысяч. Да, я столько в жизни не получал. Вроде бы это, с одной стороны, большие деньги. С другой стороны, пока меня не было, жене пришлось детей на такси возить, потому что ребенок инвалид, пришлось няню нанять.
Вот сослуживец с моей батареи говорит, что работал на Ямале, на вахты ездил, у него зарплата была 250 тысяч. Получается, что он даже теряет в зарплате. То есть для него деньги вообще не имели значения, он никуда не сбежал, ни в Грузию, ни в Турцию. Он пошел по мобилизации. Не стал «пятисотым».
Ребята устали, им морально очень тяжело. Три года они там находятся. Это жизнь без семьи, где-то вдали, в посадке, где каждый день тебе «Баба Яга» может гранату на голову сбросить. Ребята очень вымотаны. Но они не щадят себя, не щадят жизни своей.
Недавно мне приходит сообщение от моего бывшего командира, я наводчиком у него был, что Молост и Булан – 200. Погибли. Это ребята, с которыми я за одним столом ел. Мы были два расчета на одной машине. Два дня мы, два дня они. Пацаны 97-го, 98-го годов рождения, они же молодые, не жили можно сказать. И всё, их больше нет.
Но они сделали всё, они до последнего воевали за то, чтобы Россия жила. Если бы наших ребят там не было, то националисты были бы уже здесь, под Белгородом, в Воронеже. Их бы никто не остановил. Они пришли бы и сказали: «Слава Украине». И начали бы резать. Поэтому ребята их остановили. Многие – простые мужики, не профессиональные военные. Обычные русские мужики. Они просто пошли и остановили этих нациков, чтобы они к нам сюда не пришли убивать.
Автор: Евгений Манченко