«Из-за дома всегда должна выглядывать мачта»: будни демиурга Сергея Черкасова

«Из-за дома всегда должна выглядывать мачта»: будни демиурга Сергея Черкасова

«Завистники самого успешного художника Приморья пеняют ему на увлеченность пейзажами Владивостока», - так писала газета «Конкурент» о заслуженном художнике России Сергее Черкасове 20 лет назад. Где сегодня те завистники и где Черкасов? Из «самого успешного» (какой бы смысл журналисты того времени не вкладывали в эти слова) Черкасов стал фактически одной из символических фигур Владивостока. Он не просто рисует город у моря – он пишет сочинение на тему города и стихи о море. Его город – это тень того города, по которому он ходит каждый день. Его море на статичных картинах плещется. Он часто ночует в своей мастерской и создаёт целый мир. Он – демиург.

Художник и море

— Создать портрет моря? Возможно ли это с точки зрения художника? На портрет требуется время, а море находится в постоянном движении…

— В детстве я спросил нашего соседа, известного приморского художника Петра Медведева, можно ли нарисовать космос? Или ещё что-нибудь такое же вечно движущееся и непостоянное. Он ответил – конечно. Живопись в этом отношении ничем не отличается от поэзии или литературы. Так и есть.

Маринисты – это ведь не монолитное сообщество, пишущее по канонам. Маринист - это хочу и делаю. Вот море, океан, волны… Вопрос в другом – насколько это будет талантливо и насколько это будет трогать зрителя. А вот тут – уже насколько художник попадает, насколько ему открывается эта тема и насколько глубоко он в неё проникает.

Сколько в салонах или на художественных развалах картин на морскую тематику, сделанных художниками именно на продажу – на них есть всё: и море, и небо, и цветы. Надо будет – парусник там сообразят. Им кажется, что такое точно будет покупаемо. Хочется попривлекательнее, а выходит пошло, понимаете? Когда работа сделана на продажу, из неё прямо летит в тебя крик: вы у меня купите, я голодный!!! И это точно не портрет моря…

Выдающимся мастером именно портрета моря был легендарный капитан дальнего плавания и выдающийся наш маринист Павел Куянцев. Я был знаком с ним, он уже давно ушёл из жизни. Имя в России было известнейшее. Я смотрел на его работы – он в них ни в чём не обманывал. Имеется в виду, что он точно понимал состояние волны, понимал, как дует ветер, что с водой делается. Он писал такие полупротокольные картины – потому что моряк-профессионал, знаток любого состояния океана.

Я тоже маринист. Но то, что я делаю – это, конечно, полное сочинение. Это мои фантазии. Я вот так представляю корабли, как они стоят. На одной выставке в интервью я даже сказал: если мои корабли отвяжутся, они все утонут, потому что там никаких правил нет, они просто сделаны под мое настроение, то есть я сам и корабел, и инженер, и сочинитель.

— То есть фактически вы демиург?

— Да.

— Создаёте свой мир, своё море?

— Абсолютно так.

— И всё-таки море вообще возможно написать? Есть даже радикальное мнение, что после Айвазовского нет смысла писать море…

– У каждого художника своё уникальное море, и все эти нарисованные моря отличаются друг от друга. И у Айвазовского оно совершенно своё, им самим сочинённое. Взять, например, его «Черное море» и «Девятый вал» – это грандиозные, гениальные марины, в которых ты становишься участником. Какое-то 3D, 4D… Вся эта гигантская масса воды переливается прямо на тебя. Он – гений сочинения волны. Это очень убедительно. Человеку хочется смотреть на такую волну.

При этом он очень быстро писал – он свои марины буквально за сутки создавал. На его счету около 10 тысяч работ. Но каждое его сочинение моря доставляет удовольствие.

Нас, маринистов, масса. А Айвазовский у нас один. Понимаете?

— Никогда не думали о радикальном эксперименте — написать море «изнутри» моря, т.е. с корабельной палубы?

— Я писал. Я ходил на фрегате «Надежда» и ещё планирую пойти – на пленэр, так сказать. И вообще пожить на корабле. В первый раз, что называется, не сильно срослось – не всё получилось, что планировали. Например, я хотел вокруг корабля на боте обойти.

Нужно понимать, что корабль – это очень замкнутое пространство. Ты бы захотел как-то по-иному в него войти, но не получается. Это очень маленькое пространство, и ты очень маленьким кажешься по сравнению с вот этой массой огромной вокруг тебя. И как это всё совместить? Как это написать?..

Художник и мир

Мы разговариваем в «Новой галерее» – это официальное название выставочной площадки, которую открыли фотограф Игорь Крюков и художник Сергей Черкасов осенью 2013 года на Семеновской, 9в. Горожанам и гостям Владивостока она известна как «Галерея Сергея Черкасова» – одно из самых посещаемых и любимых мест города. Часть галереи – это мастерская художника.

– Мастерская – это ваш мир? Или мир – это ваша мастерская?

– Для меня мастерская – это весь мир. Мастерская – это и лаборатория, и кухня. Я там ночую, и жене приходится вытаскивать меня оттуда. Я настолько сосредоточен на картинах, что почти не выхожу из мастерской. Мастерская стала тем миром, в котором я живу. Мне не хочется из него выходить. Чем дальше, тем больше хочется вернуться к холстам, потому что ты с ними разговариваешь, ласкаешь их. В общем, это твоя душа.

Картины снятся мне ночью... Вот уже больше полувека я ежедневно работаю: ухожу на пленэр, путешествую, набираюсь впечатлений, с альбомом хожу, делаю зарисовки.

Это лето было прекрасным – прямо подарок нам всем. Я был так доволен – наконец-то писал так, как раньше. Всё лето такое счастливое, невзирая на события мировые. Солнышко, море и солнышко, солнышко и море…

– В одном из интервью вы назвали себя графиком, ушедшим в живопись. Может быть, так и надо – сначала контуры, от контуров к «плотному образу»? Ваши картины ведь – не живопись в чистом виде…

– Это и есть графика на самом деле, живопись совершенно другими вещами занимается. С другой стороны, это живопись, то есть это вот такой лютый симбиоз графики и живописи.

Живопись занимается цветом. Там совершенно другие критерии. Мой учитель говорил, что я врожденный книжный график. Я книге посвятил, по-моему, лет двадцать. Мой основной материал для работы – акрил. Это, собственно, графический материал, он сохнет тут же. То есть я могу написать работу в течение дня и завершить её – покрыть лаком, вставить в раму. А масляная живопись требует подготовки холста месяц или два, потому что нужна просушка и разрыхление, чтобы потом снова приступать к работе и чтобы краска не чернела…

— Советский художник Павел Беньков однажды, говоря современным языком, «выдал базу». Когда его спросили, сколько у него уходит на картину, он ответил «Три дня. И вся жизнь». Сколько же у вас уходит на одну работу?

— По-разному. Сейчас тяжелее и медленнее, потому что требования к работам совершенно другие. Медленнее ещё и потому, что состояние здоровья всё-таки сказывается. Этот год, конечно, счастливый был, он такой солнечный, я писал без перерыва…

Бывает, что очень быстро – раз – и точно попал. Бывает, чуть-чуть дольше – и тоже получилось. Бывает, как мастер – просто добротную вещь сделал. Это очень важно, чтобы ты как личность удовлетворение получил, а не только финансовое вознаграждение за хорошо сделанную работу.

Я никогда не называю свои работы, не подписываю их названия – я хочу, чтобы зритель имел возможность фантазировать, давать им своё имя. Плюс я очень по возможности долго работаю над поверхностью холста – я хочу, чтобы, когда глаз зрителя попадает на холст, он как можно дольше оставался бы внутри этой поверхности. Там есть свои – точнее, мои – тайны.

Но наступает момент, когда ты ставишь автограф. Это страшная вещь. То, что ты экспериментировал, это совершенно другая стадия. Это товар, предмет купли-продажи. Как только автограф поставили, то всё – это уже к тебе отношения никакого не имеет.

Художник и публика

– Может ли творчество быть доходным, или художник обязательно должен быть голодным?

– Мне как-то журналисты сказали: «Вот вы покупаемый». Мне что-то так обидно стало. Ну, покупаемый, ну, радоваться бы за человека надо. Но это звучало так, будто меня выставляют продажным художником. И позже мне на помощь пришёл томик английского писателя Сомерсета Моэма. Он писал, что художник обязательно должен быть обеспечен – его картины должны находиться в галереях или частных коллекциях. Только так он остаётся в мире, его дело продолжает жить. И я согласен с ним, ведь для того, чтобы писать, нужна финансовая подушка. Тогда ты свободен, приходишь, ты пишешь, день, второй, третий, месяц.

- И даже можете сказать, какая у вас самая дорогая работа?

- Строго говоря, это не секрет... Человек приходит и говорит, я хочу приобрести вашу работу. Я говорю, хорошо, давайте обсуждать эту тему. Вот она столько-то стоит. Он соглашается или говорит что-то иное, я говорю, ну давайте дальше как-то рассуждать. А был случай, когда дама приобретала работу, я ей назвал стоимость, она говорит, нет, нет, нет, она гораздо дороже, сверху добавила сумму.

В целом в городе знают цены, они не заоблачные, они реальные, мы на земле живём...

– Вы говорите, что картины для вас становятся товаром после автографа. Работаете ли вы на заказ?

– Писать на заказ – это самое страшное испытание, которое можно придумать. Это страшное испытание, потому что я пишу результат, чтобы мне понравиться самому себе. Заказчики часто вставляют своё видение, которое может противоречить моему собственному. Например, «Вот тебе пачка денег, ты делай, но когда будешь рисовать, то здесь голубым сделай».

Был случай, когда жена попросила нарисовать картину на какой-то юбилей. И всё – у меня три дня испорченных. Я ненавижу себя. Я ненавижу холст. А когда ты это всё ненавидишь, результат отвратительный. Поэтому я лучше подарю близким уже готовую работу.

– Вы когда-нибудь считали количество своих работ?

– Пока был Советский Союз, я, что называется, очень хорошо собран был. В музее Арсеньева у меня было около 300 работ. В картинной галерее выставлено 70 работ. Есть и другие галереи, в которых мои картины. Плюс частные коллекции, корпоративные галереи. Суммарно за всё время я написал около трёх тысяч работ.

Художник и грёзы

Из интервью Сергея Черкасова 2022 года: «У меня много книг японской поэзии. Одна вещь просто покорила: «Ставлю предмет в полдень осенний, И смотрю, как образуются тени». Тень абстрактна. Тень - это не сам предмет, а только его отражение. Вырви предмет и смотри только на тень, как в зависимости от положения солнца она меняется. Этот поэт имел время и возможность наблюдать. Он был самым первым абстракционистом, на которого я наткнулся».

— Когда мои первые работы стали появляться на выставках – мне было всего 20 лет, искусствоведы говорили, что по состоянию, по ощущению, в них звучат какие-то гриновские мотивы. Грин сочинял свои прибрежные города.

Я по Владивостоку с альбомом хожу, я рисую эти улочки. Они похожи на те, что существуют в реальности - то есть мои работы –это не совершенно оторванное от того, что происходит в городе, сочинение. Но они ближе не к реальности, а к снам. Это мои грёзы о Владивостоке.

— То есть фактически вы рисуете тень Владивостока?

— Скорее, сочинение по поводу… Так получалось и получается у меня, что и мой город, и моё море – мной полностью сочинённый, придуманный мир – оказался таким, что в него поверили горожане. В сочинение, которое я пишу всю свою жизнь, горожане поверили – и они хотят в этом городе жить. Значит, я какие-то правильные линии мира улавливаю...

Я видел копии, довольно-таки много уже копий есть с моих работ. Ничего я не мог понять. Вроде отголоски существуют какие-то, но жизни в этих копиях нет.

— Может, потому, что они делают копию, а вы рисуете с оригинала, с тени города?

— Ну да. Как такое можно копировать? Тем более в той пластической манере, в которой я этим занимаюсь.

И ещё. Я сделал для себя одно потрясающее открытие. Я много путешествую, бываю, естественно, в городах, где нет моря, но рисую и там. И вот представьте – вы рисуете дом. Дом и небо. Просто городской пейзаж. А теперь представьте, что за домом видна мачта… Всё! Настроение, краски, состояние – всё меняется. То есть там, за домом, целый мир, гости из неизвестных стран, там… ну всё, что хочешь, нафантазировать можно. Всего одна деталь, которая очень важна в передаче моего состояния. Мой город – у моря.

О художнике

Сергей Михайлович Черкасов родился 10 ноября 1948 года в городе Артеме Приморского края. В 1963—1970 годах учился на живописном отделении художественного училища Владивостока (преподаватель - Чеботарёв В.С.). В 1971-1977 гг. учился на факультете живописи академии искусств (преподаватель - Доронин В.Н.). Сергей Черкасов участвует в художественных выставках с 1970 года, член Приморской организации Союза художников РСФСР. Член Совета по культуре при губернаторе Приморского края. Заслуженный художник Российской Федерации.

 

PRIMPRESS PRIMPRESS

15:06
6
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Использование нашего сайта означает ваше согласие на прием и передачу файлов cookies.

© 2025