«Коты, дрожжи из древесины и 125 граммов хлеба»: как ленинградцы выживали в аду блокады
«Дорога жизни» через Ладогу стала единственным дыханием для города. По ней шли машины, везли хлеб, уголь, медикаменты. Лёд гудел и трещал под тяжестью грузовиков, а сверху били немецкие самолёты. Многие рейсы обрывались прямо на середине озера — под огнём, в полынье, в ледяной воде. Но без этой дороги Ленинград не выстоял бы.
Самый известный символ блокады — кусочек хлеба весом 125 граммов. Настолько крошечной была ежедневная норма в самые тяжёлые месяцы. Для рабочих чуть больше, для детей и иждивенцев — меньше. И это был не хлеб в привычном понимании. В тесто добавляли всё, что могло хоть как-то насытить: отруби, жмыхи, пищевую целлюлозу, которую делали из древесины. Учёные и инженеры разрабатывали способы получить из отходов хоть немного белка — и смогли. Из гидролизатов, из так называемых «дрожжей» создавались добавки, которые помогали поддержать в человеке жизнь.
Ночью город был чёрным. Электричества почти не было. Люди жгли самодельные коптилки, лучины, керосиновые лампы. Кто-то смазывал тряпку машинным маслом и поджигал — лишь бы хоть немного света пробивалось в темноте.
Даже в таких условиях ленинградцы старались выращивать зелень. На подоконниках появлялись ящики с луком и зелёными ростками. Это были не урожаи, а символ надежды — попытка достать витамины и напомнить себе, что жизнь всё ещё существует.
Удивительно, но даже культура в эти дни не умирала. Театры продолжали играть спектакли, иногда при свете свечей. В музеях сотрудники работали не только над сохранением коллекций, но и над тем, чтобы дать людям возможность почувствовать: город ещё живёт, у него есть душа.
Особое место в памяти занимает подвиг сотрудников Института растениеводства имени Вавилова. В здании на набережной они охраняли коллекцию семян — мировое достояние. Учёные умирали от голода рядом с мешками зерна, но не позволили прикоснуться к фонду. Благодаря им после войны удалось восстановить поля и посевы.
В голодном городе рядом с людьми оставались живые существа — и они помогали выживать. Самым известным символом стали кошки. После снятия блокады в Ленинград привезли несколько вагонов котов, чтобы спасти музеи и дома от крыс. Эти животные стали настоящими героями тихого фронта — они охраняли коллекции и напоминали жителям о том, что жизнь продолжается.
Кроме того, в Ленинградской области во время блокады жили и другие животные, которые помогали пережить страшные испытания. Например, кот Макс (1937–1957) — символ стойкости, переживший голод и лишения вместе с ленинградской семьёй. История Макса сегодня хранится в архивах Ленинградской областной ветслужбы и напоминает, что даже эти маленькие животные могли давать людям надежду и силу в самые мрачные дни. «Мы с мамой, когда уходили из дома, запирали Максима на ключ в маленькой комнате. Жил у нас еще попугай Жак. В хорошие времена Жаконя наш пел, разговаривал. А тут с голоду весь облез и притих. Немного подсолнечных семечек, которые мы выменяли на папино ружье, скоро кончились, и Жак наш был обречен. Кот Максим тоже еле бродил - шерсть вылезала клоками, когти не убирались, перестал даже мяукать, выпрашивая еду. Однажды Макс ухитрился залезть в клетку к Жаконе. В иное время случилась бы драма. А вот что увидели мы, вернувшись домой! Птица и кот в холодной комнате спали, прижавшись друг к другу. На дядю это так подействовало, что он перестал на кота покушаться…», сообщают историю кота Макса в Управлении ветерианраии Ленинградской области.
Семьи, не решившиеся на жертвоприношение своих питомцев, делали всё возможное, чтобы их сохранить. Многие ленинградцы делились последними кусочками хлеба с кошками и собаками, которые становились частью домашнего сопротивления голоду. Даже в самых ужасных условиях они оставались рядом и помогали людям не потерять человеческое тепло.
И, конечно, дневник Тани Савичевой. Девочка записала смерть каждого члена своей семьи — несколько коротких строчек, от которых холодеет внутри сильнее, чем от архивных цифр. Сегодня её тетрадь хранится в музее и осталась одной из самых страшных реликвий блокады.
Рядом с этим символом боли и памяти — тихий, но бесстрашный подвиг художников-блокадников. Бумага была роскошью: работали на чем придётся — на газетах, упаковках и даже на кусках обоев, карандашом, тушью, белилами. Александр Блэк, живописец, сожженный голодом, делал эти зарисовки, когда квартира была разрушена и спасён лишь портфель с рисунками — найденный в руинах спустя два дня. Он творил, несмотря ни на что — «Умирая от дистрофии, я упорно боролся со смертью во имя желания продолжить наблюдения и зарисовки», — вспоминал он.
Их рисунки, эскизы, литографии — образы, кода город был черным и мёртвым, но люди вопреки всему продолжали смотреть: на баррикады, на очереди за хлебом, на людей, в чьих сердцах жили надежда и тихое сопротивление. Алексея Пахомова — автора знаменитой серии «Ленинград в дни блокады» — до сих пор помнят как хроникёра, который не побоялся взять карандаш и зафиксировать эту боль.
Блокада — это не только обстрелы и фронтовые сводки. Это — обрывки газет вместо бумаги, коптилки вместо ламп, жалкие граммы хлеба, которые могли стоить жизни. Это — люди, которые ухаживали за семенами для будущего урожая, артисты, выходившие на сцену перед измученными зрителями, и кошки, которые спасли музейные подземелья от грызунов.
Именно в этих мелочах, страшных и простых, мы сегодня слышим настоящий голос того времени. Он напоминает: это было ужасное, нечеловеческое испытание, и отголоски его до сих пор звучат в сердцах города.