Сергей Криницын: "Стихи для меня в первую очередь воспринимаются как звучащие"
Вы поэт, но в ваших резюме также сказано, что вы телесный терапевт и автор книг по «телесно-ориентированной терапии». Можете рассказать, что это такое? Как сочетаются «телесная терапия» и поэзия? Как вы от терапии пришли к поэзии? Или процесс был обратный: от поэзии к терапии? Или это параллельные процессы?
Помимо того, что я поэт, я также целитель и звукотерапевт, и я не пришёл от поэзии к целительству или обратно, это действительно параллельные процессы. До 27 лет поэзия была для меня главным смыслом моей жизни, затем на пути собственного исцеления я повстречался с интересными мастерами по телесно-ориентированной терапии, которые очень помогли мне с моим здоровьем, и мне захотелось этому научиться. В самом общем виде можно сказать, что телесная терапия — это работа через тело с теми историями нашей жизни (и историями наших предков), которые застряли в нашем теле в виде хронических напряжений или симптомов. Эта работа помогает вспомнить, иногда отгоревать что-то неоплаканное и отпустить, а энергию, которая была там скована, вернуть в настоящее, в том числе и в творчество. И я погрузился в изучение и практическую работу с физическим и энергетическим телом, несколько лет преподавал телесную практику в Школе психологического мастерства РУДН, и это стало основным, а свободное время я посвящал стихам, а с некоторых пор и картинам. Сейчас все мои творческие и целительские направления жизни стали одним целым - потоком, который направлен иногда на задачи другого человека, иногда на своё творчество.
Есть ещё и музыка. Вы обучались в двух образовательных учреждениях: в одном — гитаре, в другом — дирижированию. Возможно, более интересный предмет для рефлексий — это музыка и поэзия. Что для вас первое и второе? Как то и другое влияют друг на друга и взаимодействуют друг с другом внутри вас? Можете процитировать своё стихотворение, которое вы в своём творчестве считаете самым музыкальным? Для тех, кто не владеет «музыкальной грамотой», поясните почему именно оно самое музыкальное?
В детстве я думал, что стану музыкантом, сам поступил в музыкальную школу, прошёл множество музыкальных увлечений, сейчас больше всего слушаю музыку барокко, а сам играю, импровизируя, на нескольких инструментах, которые можно назвать инструментами-помощниками — бубен, калимба, тибетские чаши и другие. И просто для удовольствия, и в целительской практике. Ну и пою, конечно (тоже импровизации, с сильным влиянием ительменской, тувинской, алтайской музыки и русского северного пения, которое я изучал в фольклорном коллективе). Стихи для меня в первую очередь воспринимаются как звучащие. Люблю слушать авторское чтение, а когда читаю чьи-то стихи, то они внутри звучат, часто читаю вслух понравившееся. А стихотворение приведу такое (может быть, оно не самое музыкальное, но в нём раскрывается суть моего понимания этой связи):
МУЗЫКАНТ
У моей скрипки четыре струны.
Четыре голоса у моей души.
И только одно сердце.
Семь струн у моей гитары.
Семь сфер у души моей.
И один Бог внутри и снаружи.
Ноты, рассыпанные на ладони,
образуют линии,
вытягиваются в строки,
лишь одна из которых
соединяет —
мою скрипку с моим сердцем,
моё сердце с Богом,
мою любовь с твоей.
Каким образом на всё вышесказанное влияет ещё ипостась «литературного критика»?
Критиком я себя не считаю, у меня для этого недостаточно знаний и широты видения литературного процесса. Мне гораздо легче и естественней написать картину в связи с каким-то произведением, чем критический отзыв. Если о чём-то пишу, это скорее отклик, чем критика. А вот послушать других критиков бывает очень интересно.
Кто вы всё-таки больше: музыкант, поэт, литературный критик или телесный терапевт? Может, я ещё что-то упустил?
Целитель, поэт, художник, музыкальный терапевт — ощущаю эти ипостаси как равноправные.
Ваши любимые композиторы-классики и композиторы-современники? Почему?
В целом — люблю музыку. Выделю музыку барокко, и в ней потрясающе современно звучащего Дарио Кастелло — венецианские композиторы XVI-XVIII веков это вообще нечто особенное. Страсть и строгость, ясные формы, внутри которых — бурление чувств. И вертикальная связь человека с Высшим сквозь всю эту музыку. Из русской музыки — Чайковский, особенно «Пиковая дама» (вообще одна из любимых опер), а также его Концерт для скрипки; и Прокофьев — очень многое, включая балет «Ромео и Джульетту», оперу «Игрок», фортепианные произведения. Очень разные композиторы, обоих очень люблю. Из нашего времени — Губайдулина (ну это просто детская любовь, ещё с музыки к советскому мультфильму «Маугли»), Слонимский, Десятников. Из совсем современников — Валерий Гаврилин, очень удачное сочетание народных и классических традиций. Из тех, с кем знаком лично, Антон Ровнер очень интересен (и как композитор, и как организатор вечеров «Музыкальные мосты» и других событий).
Ваши любимые поэты-классики и поэты-современники? Почему?
Державин, Тютчев, затем Мандельштам, Хлебников, Ближе по времени — Пастернак, Тарковский. Конечно, Бродский. И совсем близко — Алексей Ильичёв (которого знал лично, мы дружили). Иван Жданов, Юрий Казарин, Людмила Вязмитинова. И сегодня — Сергей Гандлевский, Леонид Костюков, Вячеслав Куприянов, Надя Делаланд, Валерия Исмиева, питерские Вадим Пугач, Нина Савушкина. Каждого из этих поэтов я люблю за очень разное, но все они создают целый мир — своим способом видеть этот мир, своим звуком, к которому хочется время от времени возвращаться. И тогда внутреннее пространство расширяется, и события и переживания своей жизни словно бы оказываются в другом измерении, благотворном для души. И мой внутренний критерий любви — когда я читаю и хочу знать это стихотворение наизусть, чтобы оно всегда было со мной. Это, конечно, далеко не полный список любимых поэтов.
Сергей Криницын (слева), Людмила Вязмитинова (справа).
Возникали ли в вашем воображении какие-то подобные связки: «Моцарт в музыке — это Шекспир в поэзии» (иногда Шекспир заменяется Гёте). Если да, то расскажите, кто из композиторов в музыке для вас равен конкретному творцу в поэзии? Почему? Что внутри этих «связок» резонирует?
Державин, подобно Гайдну, изящным движением переходит от торжественности к шутке, с очаровательной простотой и лёгкостью. Для меня они очень похожи по мировосприятию. Можно слушать музыку Гайдна и одновременно читать Державина — они составят чудесный тандем. Есть и ещё ассоциации — Пастернак и Прокофьев (воля к жизни - сквозь все преграды и ужасы этой жизни), Надя Делаланд и Жан-Батист Люлли (внешняя простота произведений, в которых красота жизни и смерти переходят друг в друга, перешагивая куда-то за пределы трагедии), стихи Валерии Исмиевой из книги «SEPTENDECIM» напоминают «Сюиту в старинном стиле» Шнитке (такое же бережное обращение к старинным и вечным темам, стилизация и затем продолжение темы в настоящее время и как бы сквозь время).
Можете вспомнить свои самые любимые строфы (не целые стихи, а строфы) из творчества поэта-классика и поэта современника (по одной строфе)? Пусть это будут строфы и не самых любимых поэтов…
«Как бронзовой золой жаровень,
Жуками сыплет сонный сад.
Со мной, с моей свечою вровень,
Миры расцветшие висят»
(Пастернак)
«Ночь, как разбитое стекло,
Прозрачна и остра по слому.
Я не умею жить светло,
По-доброму. Давай по-злому»
(Вадим Пугач)
Какие конкретные музыкальные произведения каких композиторов (классиков и современников) являются вашими самыми любимыми? Почему?
Опера Чайковского «Пиковая дама». Совершенно гениальная вещь, где соединились гений Пушкина с музыкальным гением Чайковского. Там есть глубина погружения в эпоху, которая при этом любуется предыдущей эпохой (герои оперы смотрят представление с пасторальными сценками, где поднимается та же тема, что и у них — тема выбора между любовью и богатством, и там происходит один выбор, а в их «реальной» ситуации — другой). Из конкретной истории масштаб вырастает до глубокого вопроса, который касается каждого: что такое наша жизнь? (ария Германа «Что наша жизнь? — Игра!») и безусловно гениальная музыка, несущая своё чисто музыкальное содержание. Сюиты И.С. Баха для виолончели. 24 каприччио для скрипки Паганини. И Баховская «Чакона», которую я слышал в разных исполнениях — каждый раз целая жизнь, человека или, может быть, далёкой звезды — прикасается к душе и уходит, оставляя чувство печали и счастья. И не уступающая ей по глубине и выразительности удивительная «Пассакалья», тоже произведение для скрипки соло, Бибера (современника Баха).
Вы сами пробовали сочинять музыку? Если да, то много ли и в каких жанрах? Исполнялась ли она где-нибудь?
В возрасте 10 лет я сочинил пару пьес, но я их не помню. Они, конечно, исполнялись — но только в нашей квартире. А когда учился в музыкальном училище, написал пьесу для скрипки в сопровождении гитары, мы с другом-скрипачом исполнили её для моей девушки, она осталась довольна и даже впоследствии вышла за меня замуж. Пьеса эта не сохранилась, но, кажется, это к лучшему, она была очень подражательна тем композиторам, чьи джазовые баллады я тогда слушал.
Сейчас я только импровизирую, иногда в присутствии гостей или на мероприятиях, чаще всего это тибетская чаша в сопровождении голоса или бубен, это по сути медитации, звуковые и голосовые путешествия во внутренний мир. Есть несколько аудиозаписей с таких выступлений.
Теперь обратимся к вашему поэтическому творчеству. Великая Анна Ахматова когда-то написала: «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда, / Как жёлтый одуванчик у забора, / Как лопухи и лебеда…». У Роберта Рождественского так: Сначала в груди возникает надежда, / неведомый гул посреди тишины. / Хоть строки еще существуют отдельно, / они еще только наитьем слышны…» Из какого «сора» или из какой «тишины» растут/возникают ваши стихи? Как рождаются первые строки (что является первотолчком) и как потом появляется цельное законченное стихотворение (то есть такое, когда вы себе говорите\: готово!)?
У меня чаще всего сначала возникает ритм, внутренняя музыка, речитатив без слов или с одним-двумя словами. Довольно часто это приходит ночью, я встаю и записываю два-три слова или строчку. Или я слышу в разговорной речи какой-то фрагмент, обрывок, фразу, которая как бы хочет продолжения. И оно не отвяжется, пока не запишешь. И стихотворение, и картина заканчиваются внезапно — вдруг оказывается, что оно готово и не подпускает к себе, разве что какое-то слово оказалось неточным, тогда я к нему возвращаюсь через какое-то время, читаю (вслух) — пробую на звук. Мои стихи рождаются из ритма, из музыки.
Какие темы в своих стихах вы считаете ключевыми? Почему именно они?
Я заметил, что довольно часто в моих стихах появляются птицы, этого я никак не могу объяснить. Выразить то, что хочет проявиться, прозвучать — кажется, это для меня главное. Иногда что-то происходит с другим человеком, меня это трогает, и я пишу, как если бы был этим человеком. Что-то, что больше моего обыденного сознания, с чем трудно согласиться, что можно вместить лишь расширившись через стихи или музыку. Иногда это прощание с кем-то, иногда — способ отправить звучащее письмо человеку или городу. Иногда это то же самое, что молитва, только своими словами.
Можете вспомнить самое первое написанное вами стихотворение? В каком возрасте оно было написано? Процитируйте его.
В возрасте 13 лет я написал несколько трактатов в стихах. Я помню только их названия: «О книгах», «О друзьях», «О менуэте Боккерини». Эту тетрадку я благополучно потерял. В 16-17 лет писал бытовые трагические стихи, некоторые помню:
«Наш маленький отряд попал в капкан,
Попал в ловушку на 4-м этаже.
Как таракан залез в пустой стакан,
И никогда не выбраться уже.»
И ещё из того же времени:
«Сегодня серый день. На сером небе
Куда-то гуси серые летят.
Упасть бы к ним на крылья серым снегом,
И пусть несут меня, куда хотят.
...
А я лежу один в своей кровати,
Глаза уставив в серый потолок,
И слышу — серый дождик начал капать
В забытый богом серый уголок».
В предисловии к одной из подборок к вашим стихам поэтесса Евгения Тидеман написала: «Сергей Криницын — лирик, наблюдающий жизнь в разных преломлениях; его тексты — зарисовки состояний, свидетельства происходящего, сдобренные иронией и пафосом очевидца. Зачастую читатель не встретит устойчивого образа — мир в лирике Криницына подвержен трансформации: одно становится другим, происходит взаимное превращение, переплетение черт объектов авторского внимания — можно сказать, что развитие текстов следует законам сна. В свободном стихе особенно интересен и выразителен мотив документальности, связанный с запечатлением положения вещей и явлений, их непосредственного диалога; здесь завораживает феноменологический опыт авторского вопрошания наблюдаемого о нем самом. В этом вопрошании, наверное, в пределе и сосредоточен весь замысел поэтического высказывания как такового». Согласны ли вы или нет с тем, что в вашей поэзии есть мотив документальности? А с тем, что ваши тексты — это «зарисовки состояний»? А с тем, что у вас нет «устойчивого мира» и ваш мир (или мир лирического героя) подвержен трансформации? А с тем, что тексты развиваются по законам сна? С чем еще согласны или не согласны?
Мне кажется, Евгения очень точно отметила все эти особенности. И ещё я бы добавил попытку вырваться из документальности и из состояния — через обращение к мифу, к архетипу (или к Богу). Некоторые стихи возникли именно ради этого прыжка на другой уровень восприятия происходящего. Например:
«... и пока твоё тело спит,
Мысли тёплые шевеля,
По орбите несётся Кит,
На котором стоит Земля.»
Часто ли критики пишут о вашей поэзии некомплиментарно? Если да, расскажите об этом: что пишут, с чем вы лично согласны, а с чем нет (я во всемирной паутине ничего подобного не нашел)?
О моей поэзии не очень часто пишут, возможно, по той причине, что много лет основной центр моего внимания был в целительской практике. Но в личном общении было много обратной связи, и мне всегда было интересно, как воспринимают мои стихи другие люди — и обычные читатели, и поэты. Есть отзывы в личной переписке, которые мне очень ценны. Например, отзыв Ирины Ниловой, учительницы литературы из Петрозаводского музыкального училища, которой я когда-то показывал свою тетрадку стихов. Когда жил в Питере, на собраниях ЛИТО Вячеслава Лейкина несколько раз Вадим Пугач обратил моё внимание на откровенные ляпы и промахи, это было очень ценно и полезно.
Интересна ваша самооценка: что вам самому больше всего нравится и что нет в собственной поэзии?
Мне нравится, когда сами собой вдруг соединяются реальность и миф, вот я описываю что-то простое, бытовое и вдруг оно оживает — и я пишу и удивляюсь тому, что пишу. Когда получается музыка, которая течёт сквозь слова. Словно из зерна вырастает то, что было спрятано. Если я вижу какое-то самолюбование (в том числе в виде жалобы или безнадёжного уныния), это мне не нравится, стараюсь такое не читать и не включать в подборки.
Что вам внутренне ближе: верлибры или силлаботоника? А что больше удаётся?
Силлаботоника мне ближе, и мне нравится знать любимые стихи наизусть, а это с силлаботоникой легче получается. Нравятся ритмы и размеры, и в них игра внутренних ритмов и смыслов. Но это не жёстко, есть прекрасные верлибры, которые невозможно представить как-то по-другому, и среди моих стихов некоторые могут быть только верлибрами. Что больше удаётся — наверное, всё же силлаботоника. За исключением тех случаев, когда власть захватывают верлибры.
Можете процитировать своё самое удачное или самое любимое стихотворение? Самое любимое и самое удачное — одно и то же или они разные?
Сейчас самым любимым кажется это:
догорит свеча
в этом месяце будет свет
зазвенит апрель
в этом городе будет дождь
подойди ко мне
неужели тебя здесь нет
неужели здесь — ты услышишь
и подойдёшь
кто-то двинет книгу
тихо садясь к столу
стряхнёт с циферблата пару
пустых минут
не слышней чем шёпот
дерева на углу
легче первого снега
пальцы к щекам прильнут
любимый
любимая
я навсегда с тобой
не уходи так быстро
какой закат
в этом городе цвет
сумерек
матово-голубой
не гаси огонь
это мысли мои горят
А самое удачное, наверное, то, что попало когда-то в учебники немецких студентов, изучающих русский язык: «Усталость как причина перемен…»
Если не ошибаюсь, у вас был и прозаический опыт. «Из записок карандаша» — это вы или ваш однофамилец? Если вы, расскажите о своём опыте прозаика: с чего началось, как приходят идеи прозаических текстов, в каких жанрах пишете? Это у вас «второстепенная ипостась» или она не менее важна, чем ипостась поэта? Ну и всё-всё-всё, о чем тут хотелось бы сказать...
Да, «Из записок карандаша» — это моё. Началось, наверное, с того, что в возрасте 13-14 лет я вёл дневник, где записывал всё, что меня тогда волновало, и о чём не с кем было поговорить (в то время моими любимыми писателями были Диккенс и Брэдбери). Потом, в период с 23 до 27 лет, я периодически писал прозу, в основном она вырастала из откровенных или несколько завуалированных дневниковых текстов, лирическое или ироническое осмысление своих переживаний, состояний, жизненных событий. Два моих рассказа, «Серенада» и «Прямая речь», вошли в совместный сборник питерских авторов «Как бы проза», названного так по рассказу Алексея Ильичёва, идея сборника была моя, он вышел в 1996 г. В последующие годы я писал в прозе только планы своих телесных и прочих семинаров, размышления и комментарии к звуковой и целительской практике, из которых выросли две книги; «Настройка сознания и тела» и «Звучащее тело», там описано моё понимание такой работы, приведены некоторые примеры из практики и приведены упражнения (с рисунками). Кроме того, хочу здесь упомянуть, что в этом году у меня вышла книга рисунков «Графический дневник», которая, по внутренним ощущениям, является прямым потомком моей дневниковой прозы.
Спасибо за откровенные и исчерпывающие ответы!
