True crime: почему нас тянет на мрак?
В последние годы жанр true crime – рассказы о реальных преступлениях, документальные расследования и хроники громких дел – набирает огромную популярность в России и мире. Корреспондент PRIMPRESS разобрался, почему люди так увлечены историями про маньяков, убийства и криминальные тайны.
Фильмы и подкасты о серийных убийцах, документальные расследования, TikTok-разборы громких дел – жанр true crime («реальное преступление») стремительно завоевал аудиторию. На Netflix шоу о маньяке Дамере вошло в топ-10 самых популярных сериалов за всю историю платформы, а в России Telegram-каналы с хрониками убийств и расследований собирают сотни тысяч подписчиков.
Почему же миллионы людей добровольно погружаются в истории, от которых мурашки бегут по коже?
Запретное знание
«Общей психологической причины не существует, разве что интерес к скрытому, запретному, к тому, чего в обычных житейских отношениях нет», – объясняет Вера Никишина, доктор психологических наук, профессор, директор Института клинической психологии и социальной работы Пироговского университета Минздрава России.
Срабатывает амбивалентный эффект: мы понимаем, что преступление – социально неприемлемо, но при этом возникает странное любопытство – как и зачем кто-то решается переступить черту.
Эта амбивалентность, по словам Никишиной, и удерживает зрителя: «Страшно интересно, ужасно интересно» – так формулируют эмоции многие, кто погружается в жанр.
Эмоции на грани
Есть и другая причина популярности жанра – потребность в сильных эмоциях. Современный человек, погруженный в рутину, ищет острых ощущений, но без риска для себя.
True crime дает это ощущение:
«Возникает запрос на более сильные переживания, которые можно получить в безопасных условиях», – поясняет Никишина.
Кстати, именно поэтому документальные проекты с реальными деталями вызывают больший отклик, чем художественные фильмы.
Видеозапись допроса преступника или подлинные фотографии с места преступления воздействуют куда сильнее, чем игра актеров.
True crime по-русски
Интерес к жанру в России тоже растет. Еще в 90-е годы хроники дел Чикатило собирали миллионы зрителей перед телевизорами, а репортажи о скопинском маньяке или «каннибалах из Краснодара» стали медиасобытиями.
Сегодня эти же темы возвращаются в новом формате – расследовательские YouTube-каналы, подкасты о громких делах и Telegram-хроники преступлений.
Но особая группа риска – подростки. По словам Никишиной, для них интерес имеет высокие шансы перейти в зону экспериментирования: познакомился, рассмотрел, вовлекся – и сделал.
Психологи предупреждают: контент, поданный с элементами «инструкции» (как именно было совершено преступление), может стать своеобразным учебником. Особенно это опасно для впечатлительных и нестабильных зрителей.
Но почему мы не можем оторваться от экрана?
В основе притягательности жанра – амбивалентные эмоции. Зрители описывают просмотр так: «страшно, но невозможно выключить».
Это особый вид эмоциональной зацепки, которая вовлекает глубже и глубже. Не случайно крупнейшие платформы активно развивают жанр.
Подкаст My Favorite Murder собирает миллионы прослушиваний ежемесячно, а расследовательский сериал Making a Murderer стал культурным феноменом.
Российские проекты – от аналитических Telegram-каналов до подкастов вроде «Трасса 161» – доказывают, что интерес к теме не ослабевает.
True crime – это не просто развлечение, а жанр на стыке журналистики, психологии и криминологии. Он дает возможность заглянуть в темные уголки человеческой природы, но несет и риски – от эмоционального выгорания до снижения чувствительности к насилию.
«Если после просмотра такого контента долго не отпускает тревожность или агрессия – это повод ограничить контакт», – отмечают психологи.
Особенно это важно для подростков и людей с неустойчивой психикой.
True crime удовлетворяет потребность в сильных эмоциях и запретном знании. Но эта «страшная любопытность» требует осторожности. Ведь за удобной формулировкой «ужасно интересно» может скрываться куда более глубокий механизм вовлечения.