Герой России Сергей Залётин рассказал тульским «Вестям», какую музыку слушал в космосе
Сергей Викторович Залётин, летчик-космонавт, Герой России, родился 21 апреля 1962 года в Тульской области. На его счету два полета в космос. Первый, 4 апреля 2000 года, выход в открытый космос. Второй полет 30 октября 2002 года.
– Сергей Викторович, добрый день. Мы с вами собрались сегодня в Тульской шахматной гостиной. И это неспроста, потому что вас знают как известного космонавта, но вы еще и шахматами увлекаетесь. Расскажите, пожалуйста, откуда пошло это увлечение и, может быть, Е2 – Е4?
– Здравствуйте. Вы знаете, в моей жизни шахматы сыграли достаточно серьезную роль в плане развития меня как личности. Меня научил играть мой школьный товарищ. У него папа был шахматист. Когда мы пришли в первый класс, у нас была группа продленного дня, было свободное время. И он мне показал, как ходят шахматные фигурки, где какая стоит. И где-то через месяц-полтора я уже потихонечку научился достаточно неплохо играть, начал обыгрывать своего товарища.
– Говорят, что шахматы дисциплинируют. Насколько вы себя оцениваете как человека дисциплинированного? Были ли какие-то такие ситуации, когда опаздывали, когда приходилось смущаться, извиняться?
– В этой жизни все через какие-то такие моменты проходили, но опаздывать я очень не люблю, но в силу того, что по первому образованию я военный человек, и поступив в Борисоглебскую школу летчиков, там эти вещи, связанные с пунктуальностью, молодому поколению прививаются, потому что точность – это не только вежливость королей, но и образ жизни космонавтов и летчиков.
– Чтобы стать космонавтом, действительно ли надо в детстве этой мыслью озадачиться?
– Многое зависит, насколько ты себя разовьёшь. И вот этот потенциал, который будет ощущаться в тебе, на фоне твоего IQ в сравнении с другими, сформирует черту и пунктуальности, и стремлений к чему-то, и в какой-то степени, может быть, даже умение рисковать, и видение себя в этой жизни, на какую полочку в этой жизни ты можешь вверх забраться.
– Космонавтами мечтали и мечтают стать многие, становятся единицы.
– Осознание того, что ты по своему потенциалу способен приблизиться к космосу, наступает у ребят или в летном училище или в высшем учебном заведении, когда в космос приходят не как я, допустим, из летчиков, а из технической среды. Вот там уже это осознание реальное. Потому что, когда ты учишься в школе, это для тебя вроде мечта, но это настолько далеко, высоко, это элитарная профессия избранных, что ты даже задумываться толком о ней не можешь.
– И вы дважды были командиром экипажа. Вот каково это, расскажите, потом спускаться с высоты и в прямом и в переносном смысле – не было звездной болезни?
– Понемножку звездной болезни присутствует практически у всех, но просто не все нормальные люди берут это и показывают. Ну слетал ты в космос или не слетал, ты же не увеличил свою IQ, ты же не стал там сильнее, и кругозор твой не настолько широко расширился. Ты же не создал какое-то произведение, какую-то техническую вещь не придумал, нет. Ты просто находишься на вершине той пирамиды, на основании которой находятся десятки творческих коллективов, и, соответственно, ты своей работой олицетворяешь их труд.
– У вас в работе огромная ответственность и сосредоточенность, а в жизни вы какой?
– Мне даже в какой-то степени кажется, что командиром летать проще в космос. Ты командуешь, но ты должен соответствовать занимаемой должности в качестве командира. Ты должен все знать, все уметь, поэтому это в определенном смысле ответственность. Но командир пользуется правом привилегированного положения внутри космического аппарата. Ты сидишь по центру космического аппарата, есть возможность посмотреть в один иллюминатор, в другой иллюминатор, поставить ноги на вентилятор, как-то расслабиться. У левого и правого бортинженера, участника полета, такой возможности практически нет. Мне в плане физиологии, в силу того, что у меня рост метр восемьдесят два, было проще летать с командирского кресла. Я даже не знаю, как бы смог уместиться в кресло бортинженера, который находится впритык с бортом космического аппарата.
Ну а с точки зрения командирства в семье, тут не должно быть, наверное, так напрямую, по типу «я командир, я принимаю решение». Все вещи должны быть обоснованы. Если ты менее компетентен в этом вопросе, вылезать с командирством, конечно, было бы глупо.
– О моде поговорим, только о космической. Какие и для чего существуют скафандры?
– У нас есть два вида скафандров – «Сокол» и «Орлан». Когда космонавты подходят к ракете, находятся в ракете, стартуют, стыкуются, проводят динамические операции на орбите, на них в этот момент надет космический скафандр «Сокол», который спасет их в жизнь в случае разгерметизации или пожара. Второй вид скафандра, который нам необходим, нужен для выхода в открытый космос. Это уже более серьезный, тяжелый космический скафандр. Причем «Соколы» шьются индивидуально по каждому космонавту. А скафандр для выхода в открытый космос, который называется «Орлан», делается как бы один на всех космонавтов, но там есть возможность варьировать по длине руки, ноги, в зависимости от антропометрических данных каждого космонавта. И этот скафандр достаточно тяжелый по земным меркам, порядка 120 килограмм. Но, сами понимаете, в космосе невесомость, там со 127 килограммами на плечах на земле ходить практически нереально, но этот скафандр практически мини-космический корабль. «Сокол» весит в пределах 12-14 килограмм.
– Скажите, пожалуйста, что вы предпочитаете в космосе из еды?
– Честно говоря, вся космическая еда достаточно вкусная. У нас порядка 400 наименований различных видов продуктов. И мы сами себе составляем рацион питания. Не обязательно, что все то, что ты себе составил в меню на Земле, будет тебе нравиться в космосе. Допустим, я на Земле гречневую кашу с молоком практически не ем. А в космосе я себе не видел ни одного завтрака без гречневой каши с молоком. Мне очень нравится мед в космосе. Наши тульские пряники я с собой брал еще в 2000 году. Кстати, американцы с удовольствием уплетают наши супы, борщи. Ну а мы любим иногда из их рациона какую-то выпечку.
– А в космосе музыку слушаете? И какую?
– Мы все слушаем музыку. Мы берем с собой записи. Ну, в частности, у меня были записи всех наших бардов. Я очень люблю Высоцкого, я очень люблю Окуджаву, Лепса. Особенно произведения Высоцкого в исполнении Лепса я просто обожаю.
– А песню российских космонавтов «Трава у дома» часто слушается?
– У нас традиция, мы под эту музыку выходим из гостиницы «Космонавт», садимся в автобусы и уезжаем, чтобы примерить скафандр, проверить его, сесть в ракету и лететь в космос. Мы песню очень любим, и в какой-то степени она является не только нашей визитной карточкой от пилотируемой космонавтики, но и таким негласным гимном.