Жены как ипостаси матери
***
Саша Кругосветов – автор более тридцати книг, член Союза писателей России, член Международной ассоциации авторов и публицистов APIA (Лондон). Лауреат премий «Алиса», «Серебряный РосКон» и «Золотой РосКон», трехкратный шортлистер премии НГ «Нонконформизм», лауреат международной премии Кафки, премии Дельвига «Литературной газеты», лонглистер премии «Большая книга».
***
Жены как ипостаси матери
Выбирая спутниц жизни, мужчины, возможно, подсознательно ориентируются на образы матери и сестер. Перебирая в памяти семьи друзей и родных, я убедился, что в большинстве случаев это правило работает. А как было с Волошиным? Он был единственным ребенком в семье, мать – человеком самостоятельным и решительным, но до конца дней оставалась в тесной духовной связи с неординарным сыном. Похоже: две жены поэта воплотили в себе две ипостаси женщины, давшей ему жизнь.
Из середины 1880-х до нас дошла характеристика Елены Оттобальдовны, матери Максимилиана: «…в официальных случаях надевала прекрасно сшитое черное шелковое платье… обычно же носила малороссийский костюм с серым зипуном… Большая спорщица… ездила верхом в мужском костюме… ее оригинальность бросалась в глаза больше, чем красота».
Экстравагантные и своевольные поступки действительно были свойственны Елене Кириенко-Волошиной. После рождения единственного ребенка что-то разладилось в ее отношениях с мужем. В январе 1880-го, когда будущему поэту было два года, Елена Оттобальдовна ушла от обеспеченного супруга, уехав с сыном – вначале в Севастополь, потом в Москву. Сын спрашивал: «Мама, почему у других детей есть лошадки, а у меня нет, есть вожжи с бубенчиками, а у меня нет?» Ответ был: «Потому что у них есть папа, а у тебя нет». С детской непосредственностью он предложил матери: «Женитесь».
Почему «женитесь», а не «выходите замуж»? Не исключено, что слово это оказалось как раз на своем месте. В 1898-м Елена Оттобальдовна на вопрос «Тургеневской анкеты»: «Если бы вы были не вы, чем бы вы желали быть?» ответила: «Мужчиной».
Посетители дома поэта в Коктебеле вспоминали, что даже в преклонные годы мать Волошина, несмотря на невысокий рост, всегда сохраняла царскую осанку: «Двинется – рублем подарит». В дневниковых записях 1932-го поэт писал: «Мать и по типу, и по складу характера принадлежала к поколению русских женщин 70-х и до старости сохранила этот тип, трагический, красивый, всегда у последней черты, всегда переступающий запретные границы».
Подобный завораживающий своевольный тип женщины неизменно притягивал Максимилиана или, по крайней мере, одно из двух его «я». Но мать, как и сын, также обладала второй стороной своей натуры. Ее интеллектуальные и духовные искания во многом были близки к интересам Максимилиана. Поэтесса и переводчица Евгения Герцык оставила такие наблюдения об ее отношениях с поэтом: «Мать ему – приятель, старый холостяк, и в общем покладистый, не без ворчбы…»
Гости их дома в Коктебеле, да и он сам, восторженно называли Елену Оттобальдовну «Пра». Цветаева поясняла: «Праматерь, Матерь здешних мест, ее орлиным оком открытых и ее трудовыми боками обжитых. Верховод всей нашей молодости. Прародительница Рода – так и не осуществившегося, Праматерь – Матриарх – Пра». «Пра» не была чужой как сыну, так и его друзьям и знакомым, вписавшим себя в историю Серебряного века. Но главным человеком ее жизни, был, конечно же, он, мудрец, мистификатор и фанфарон:
Вышел незваным, пришел я непрошеным.
Мир прохожу я в бреду и во сне…
О, как приятно быть Максом Волошиным
Мне!
В действительности Максимилиан был не столь самоуверенным, каким пытался себя преподнести. Тем важнее становились женщины, воспринимавшие его как самого значимого в их жизни человека, беззаветно верившие ему и в него.
Интересна первая «мистификация» трехлетнего Макса, в которой он был столь же искренен, как и в последующих. Он попросил маму постоять во дворе, отвернувшись: «Будет сюрприз. Когда скажу можно, вы обернетесь!» – та согласилась. Через несколько минут ребенок признался, что, пока Елена Оттобальдовна стояла к нему спиной, он сбегал к запретному колодцу и долго всматривался в его темную глубину, надеясь увидеть там что-нибудь необычное. «Гадкий непослушный мальчишка, а где ж сюрприз?» – спросила мать. «А что я туда не упал», – ответил «милый Макс».
Образ матери, видимо, сформировал в подсознании Волошина два манких типажа его будущих жен. Одна жена – яркая, бескомпромиссная, своевольная, другая – все понимающая и беззаветно преданная.
Маргарита Васильевна Сабашникова стала воплощением первого типажа. Она родилась в богатой купеческой семье в Москве. Ее бабушка и дед едва умели читать и писать, зато позаботились, чтобы их дети получили блестящее образование, владели иностранными языками.
Знакомство с Волошиным состоялось в 1903 году на Щукинской выставке картин, на которой представлялись работы Моне, Ренуара, Дега, Тулуз-Лотрека и Гогена. Первые впечатления Сабашниковой о Максимилиане были противоречивы: «Шевелюра, правда, невероятная, а его костюм – свитер и короткие штаны – в этом элегантном обществе мог считаться неуместным. Но очень добрые, детские глаза и искренний энтузиазм заставляли забывать все его экстравагантности». После первых минут знакомства Маргарита уже с увлечением слушала Волошина, для которого французская живопись была «его миром».
Общение возобновилось в следующем году – в Париже. «Мы бывали в различных варьете, в аристократических и в бедных кварталах. Макс всюду чувствовал себя как рыба в воде – лишь бы было из чего смастерить парочку парадоксов. Его уравновешенность и веселость действовали на меня во всем этом хаосе успокаивающе», – вспоминала Сабашникова.
Весной 1905-го они перестали встречаться. Но обоих влекло друг к другу. Влюбленные вернулись в Москву и в апреле 1906-го обвенчалась.
Родных Маргариты не порадовал ее выбор. К счастью, Сабашникова не была избалованной дочкой богатеев, а Волошин – охотником за приданным. Именно на его деньги они вновь поехали во Францию и жили там вполне скромно. Затем отправились в Коктебель, где и выявились их кардинальные разногласия.
Сабашникова пишет о восприятии Коктебеля Волошиным: «Он любил странные скалы, поднимающиеся из земли, похожие на отлитых из бронзы, мифических животных. Здесь нет растительности, кроме отдельных кустов терновника и чертополоха. Но он любил эту обнаженную, растрескавшуюся от сухости почву, своеобразно клубящиеся облака и бесконечную даль синего, окаймленного белой пеной моря».
Художница и поэтесса, человек тонкий и образованный, Маргарита понимала мужа, умом осознавая особенную красоту этих мест, но сердцем на нее не откликнулась.
Из Коктебеля супруги вернулись в Москву, откуда Волошин по литературным делам направился в Петербург, где дружески сошелся с Вячеславом Ивановым, недавно приехавшим из Женевы. И позвал за собой Сабашникову. Вот как та описывает свои чувства в момент получения телеграммы от мужа: «Вячеслав Иванов в Петербурге! Его стихи давно открыли мне мир, в котором я находила духовную родину! Большинство его стихов я знала наизусть».Максимилиан Волошин и Вячеслав Иванов – крупнейшие фигуры Серебряного века. Волошин кажется мне более глубоким – поэтом, выходящим за рамки своего времени, но Вячеслав Иванов в ту пору действительно царил! Маргариту можно понять, особенно, в контексте ее характера. Очевидно, что последствия встречи Иванова с Сабашниковой во многом зависели именно от Иванова.
В феврале 1907-го Маргарита заключила «духовный тройственный союз» с Вячеславом Ивановым и Лидией Зиновьевой-Аннибал, его женой. Выражаясь деликатно, госпожа Аннибал, как минимум, согласовала мужу отношения с еще одной женщиной.
Волошин расстался с Сабашниковой, сохранив с ней дружеские отношения. «Тройственный союз» долго не продержался, а Максимилиану еще предстояло встретить женщину, достойную его любви и творческого дара.
В записях 1932 года Волошин вспоминает, что осенью 1919-го к нему в Коктебель приехала большая компания гостей. Среди них оказалась Маруся Заболоцкая: «…маленькая, стриженная после тифа, только что перенесенного, и производила впечатление больной “вертуном” овцы. Ее Котя Астафьев внес в дом на руках. Когда я спросил Асю: “Кто это?”, она ответила полунебрежно: “…акушерка какая-то, подруга Ольги Васильевны”».
Волошин не придал значения появлению Маруси, но, «по странной случайности, устраивая ночлег, проводил ее… в свой кабинет над мастерской». Возможно, это был знак судьбы, ведь Марии Степановне действительно предстояло стать хранительницей трудов поэта.
Их знакомство возобновилось в 1921-м, когда Максимилиан оказался на лечении в Феодосии: шел на костылях по набережной, где ему и встретилась Заболоцкая. Тоже случайность… но вскоре и она повторилась. «Я вновь встретил ее на той набережной всю в слезах, – вспоминал Волошин. – Оказывается, в этот день убили ее любимую собаку Марсика. И, очевидно, съели. Она только что узнала об этом».
Да, в Крыму начинался голод, когда ели даже собак. Наверняка Мария нашла в Максимилиане сочувствие...
Здоровье Елены Оттобальдовны стало серьезно сдавать. В самом начале 1923-го Волошин писал: «Я был вызван в Коктебель известием, что маме плохо. Застал ее в постели, задыхающейся и бесконечно слабой. К великому моему счастью, я все-таки оказался не один: ко мне приходит из Феодосии, остается здесь и помогает Марья Степановна Заболоцкая. Мы с ней дружны давно, а с мамой она очень сдружилась, навещая ее во время моего отсутствия летом. Без нее не знаю, что бы я стал делать».
8 января 23-го мать Волошина скончалась. Но с ним осталась Мария Степановна. В марте того же года она писала: «Веду хозяйство и смотрю за Максом… Макс страшно непрактичный, совсем как ребенок… Прислуги нет, все делаю сама – и воду таскаю, и стираю, и печи топлю… Внутри у меня большая гармония и покой».
Их официальный брак был зарегистрирован лишь 9 марта 1927-го, но Заболоцкая была верной подругой поэта все последние десять лет его жизни. Ей он посвятил одно из самых проникновенных стихотворений:
Весь жемчужный окоем
Облаков, воды и света
Ясновиденьем поэта
Я прочел в лице твоем.
Все земное – отраженье,
Отсвет веры, блеск мечты…
Лика милого черты –
Всех миров преображенье.
Волошин завещал своей Марусе хранить Дом Поэта в Коктебеле, и она справилась – как с этим, так и с сохранением творческого наследия Максимилиана даже в годы полного запрета его имени. Поистине счастлив тот, кому довелось встретить столь преданную подругу жизни. Волошин, не раз обжигавшийся в любви, в конце пути сумел сделать правильный выбор.
1. «Котя» – художник Константин Астафьев, Ольга Васильевна – его жена, Ася (Анастасия) – младшая сестра Марины Цветаевой. Впоследствии Анастасия дружила с «акушеркой» Марусей (Марией) Заболоцкой (Волошиной) до конца жизни.
