Меня уже второй день просят прокомментировать эту новость и исследование:
Наиболее уязвимыми оказались полные простые домохозяйства с детьми школьного возраста, риск оказаться за чертой бедности для них в 1,8 раза выше среднего.
В зону высокого риска также попали «сложные домохозяйства на этапе отделения детей от родителей» и неполные семьи. отмечается, что в простых семьях медианные среднедушевые доходы падают на 37% на этапе появления детей. Пика падения доходы достигают при возрасте детей от 7 до 15 лет, а затем постепенно увеличиваются.
А у меня ответ на это «А я же говорил!». И предлагал решения. И пытался убедить, что будет только хуже. Что однажды выйдет эта новость. Но куда там? Из бедности же все выходят и она сокращается, а рождаемость к 2030 году взлетит!
Видимо надо использовать все возможные (и невозможные тональности), чтобы в итоге достучаться наверх и началась реформа семьи. Перемены в самом отношении к современной российской семье. Не малоэффективная идеологизация «традиционности», которая в реальности дает вот эти цифры из исследований, а работа с «чем есть». Вот досталось такая сложная ситуация. Надо исправлять.
В ответ на это мне всегда прилетает, что я критикую «традиционные ценности».
Ой, дорогие мои. Я бы шел впереди колонны с плакатом «За традиционность!» и орал о ней на каждом углу, если бы только это помогало. Мне не форма важна, а результат. Чтобы бедности не было и разводимости. Чтобы детей можно было родить и они были счастливы. Если бы это всё обеспечивалось тем, что из каждого утюга про «традиционность» — я бы глотку сорвал.
Но. Десятки лет уже. А результат нет. Поэтому и ищешь что-то рабочее. Анализируешь ( #демография ), а что же такое современная российская семья. Какие у неё эволюционные надстройки. Что ей досталось от прошлых эпох (стоит признать не самых простых и весьма противоречивых эпох). Что у неё сейчас. Что её ждет в будущем.
Это всегда очень просто заявить: «за всё хорошее — против всего плохого». Но реальная политика — это не Кот Леопольд из мультика. Это анализ, анализ, анализ. Это работа с данными, с структурой и так далее. Это просто работа, а не пиар традиционности. На авось, уж простите.
Хорошо, что эта статистика попала в новости. Она отрезвляет. Может что-то изменится в ближайшие годы. Но я не уверен, если честно. Назовут новую дату «роста» и всё. Сокращение бедности среди семей школьников будет в 2030 году.
Остается только делать своё малое дело и надеяться, что кто-то услышит. Это грустная история, если честно. То, что случилось с демографией с 2015 года, когда пошло падение — это очень неприятное. Были все возможности удержать падение. Но всё поставили на одну карту, а она не зашла. Подвела удача.
+105
Подгорнов 
- Последний визит: 3 часа назад
- Регистрация: 2 года назад
Анкета
Москва
40 лет
Мужской
высшее
ВлГУ
Женат
О себе
политик, писатель, историк.
Очередная часть цикл: Демография как национальная стратегия
V — Война и восстановление (1941-1960): демографическая катастрофа и её последствия
(1) #демография
Великая Отечественная война стала крупнейшей демографической катастрофой в истории России. Прямые потери — 27 миллионов человек. Косвенные последствия — нарушение половозрастной структуры населения, эффекты которого прослеживаются до настоящего времени через поколенческие волны.
Война радикально изменила демографическое поведение, семейные стратегии, роль женщин в обществе. Послевоенный период был попыткой восстановить демографический потенциал в условиях глубокого структурного дисбаланса. Многие нынешние демографические проблемы — это отложенные последствия той катастрофы.
Масштаб потерь и структурные искажения
Основные потери пришлись на мужчин призывного возраста (18-45 лет). Т.е. случился гендерный дисбаланс. После войны соотношение полов в этой возрастной группе — примерно 60 мужчин на 100 женщин. В некоторых регионах дисбаланс был ещё выше. Миллионы женщин буквально остались без возможности выйти замуж.
При этом выбыло наиболее продуктивное население — люди в возрасте максимальной экономической активности и репродуктивного потенциала. Это означало не только текущие потери, но и сокращение будущих рождений.
Всё это сформировало ту самую «демографическую яму». Резкое падение рождаемости в военные годы создало малочисленное поколение. Через 20-25 лет оно само вступило в репродуктивный возраст, создав вторичную волну низкой рождаемости. Эти волны прослеживаются и в последующих поколениях: 1990-е годы частично отражают эффекты той военной ямы.
Изменение роли женщин: от временной меры к постоянной реальности
Война закрепила тенденции, начавшиеся в 1930-е годы, о чем я уже говорил прежде. Но война сделала их необратимыми.
Массовая занятость. Женщины заменили ушедших на фронт мужчин на производстве, в сельском хозяйстве, на транспорте. К концу войны они составляли большинство рабочей силы во многих отраслях. После войны значительная часть женщин осталась на работе — не по идеологическим причинам, а по экономической необходимости.
Неполные семьи как массовое явление. Модель «одинокая мать с детьми» из исключения стала распространённым вариантом семейной структуры. Это изменило представление о том, что считать нормальной семьёй.
К 1950-м годам доля женщин среди студентов приближалась к 50%, а в педагогических и медицинских вузах превышала 60%. К концу 1950-х доля женщин среди научных работников достигла 30%. Т.е. женщины стали получать массовое образование.
Эти изменения создали новую реальность: женщина могла быть экономически независимой, образованной, профессионально реализованной. Вернуть её исключительно в материнскую роль стало невозможно.
Послевоенная семейная политика: усиление контроля
Государство столкнулось с задачей восстановления демографического потенциала в условиях структурного дефицита мужчин и приняло комплекс мер по усилению контроля за рождаемостью и семейной политики.
По указу 1944 года развод стал крайне сложным и дорогим: два судебных заседания, публикация в газете, пошлины от 500 до 2000 рублей при средней зарплате 400-500 рублей.
Признавались только зарегистрированные браки. Дети, рождённые вне брака, лишались права на установление отцовства.
Был введён налог на бездетность: 6% от заработка для бездетных граждан старше определённого возраста.
Также началась практика госстимулирование многодетности: «Мать-героиня» (10+ детей) с единовременной выплатой 5000 рублей (около 10 средних зарплат) плюс ежемесячные пособия, «Материнская слава» (7-9 детей) и медали Материнства (5-6 детей) также сопровождались выплатами.
Еще были оформлены пособия одиноким матерям. Это можно назвать признанием массового характера явления.
Демографические результаты: краткосрочный успех, долгосрочные проблемы
После войны случился компенсационный всплеск (1945-1950): суммарный коэффициент рождаемости достиг 2,8-3,0. Отложенные войной браки и рождения реализовались в короткий период.
Это сформировало послевоенное многочисленное поколение. Дети, рождённые в 1945-1955 годах, стали самым многочисленным поколением советской истории. Они обеспечили экономический рост 1960-70-х и демографический подъём 1980-х.
С 1946 по 1960 год население РСФСР выросло со 98 до 119 миллионов человек.
Но:
— Высокая рождаемость достигалась в тяжёлых условиях: жилищный кризис (разрушено более 1700 городов и 70 тысяч сёл), продовольственный дефицит, низкие доходы.
— Компенсационный эффект исчерпался к середине 1950-х. К 1960-м годам суммарный коэффициент упал до 2,3-2,5 и продолжил снижение.
— Гендерный дисбаланс для поколения 1920-х годов рождения сохранялся до конца жизни.
Урбанизация и трансформация семьи
С 1939 по 1959 год доля городского населения выросла с 36 до 52%. К 1960 году уже большинство населения СССР жило в городах. Рост городского населения обеспечивался за счет роста жилищного строительства. «Хрущёвки» (с конца 1950-х) впервые дали массовое отдельное жильё нуклеарным семьям. До этого преобладали коммунальные квартиры и бараки.
Как следствие форсированной урбанизации пошло сокращение размера семьи. К 1959 году средний размер — 3,6 человека (городская — 3,3, сельская — 4,0). Многопоколенные семьи стали редкостью.
Всё это привело к изменению функций семьи. Она окончательно перестала быть производственной единицей. Работа, образование, значительная часть быта были делегированы институтам. Остались функции эмоциональной поддержки и воспитания.
Институциональная поддержка: количество без качества
Государство активно развивало инфраструктуру для работающих матерей, но с существенными ограничениями. Ясли и детские сады открывались нередко и количество мест росло, но всё же отставало от потребностей. Демографический рост опережал инфраструктурное насыщение. Очереди, дефицит воспитателей, низкая оплата труда – это общая тенденция. Негативная по последствиям.
Да, был декретный отпуск: 112 дней с сохранением заработка, что было достаточно прогрессивно по мировым меркам. Но отсутствие более длительного отпуска по уходу означало раннее возвращение на работу и необходимость яслей с 2-3 месяцев. Что перегружало систему, которая не давала требуемое количество свободных мест.
К концу 1950-х СССР достиг европейских стандартов по материнской и младенческой смертности. Тут качество поддержки и помощи было на передовом уровне.
Также общая проблема была в том, что инфраструктура создавалась слишком быстро, в условиях дефицита ресурсов и времени. Поэтому общее качество было низким. Плюс переполненные группы, а значит формальный подход и недостаток индивидуального внимания.
Культурное противоречие: три роли одновременно
Послевоенная культура требовала от советской женщины несовместимого. Три в одной.
С одной стороны, была героизация материнства. Многодетная мать — образец для подражания. Материнство — святой долг перед Родиной.
С другой, обязательство профессиональной реализации. Женщина должна работать, быть активным строителем коммунизма, повышать квалификацию и восстанавливать страну.
И третья сторона: традиционные роли в быту. При равенстве на производстве — в семье сохранялось традиционное распределение обязанностей.
Как результат: тройная нагрузка (работа + материнство + быт). Многие женщины начали сознательно ограничивать количество детей, понимая невозможность тянуть все три роли.
Начало демографического перехода
1950-е годы — точка окончательного вступления СССР в фазу демографического перехода.
После компенсационного всплеска сразу после войны началось устойчивое снижение. В городах суммарный коэффициент приближался к 2,0.
С другой стороны начался рост средней продолжительности жизни. К 1960 году — 68 лет (мужчины — 63, женщины — 72). Это уже было сопоставимо с развитыми странами.
Также можно констатировать, что случился переход от многодетности (5-7 детей) к малодетности (2-3 ребёнка, в городах — 1-2).
Следующим показателем начала демографического перехода был рост возраста вступления в брак. Медленно, но устойчиво. Образование и карьера начали оттягивать браки. При этом шел рост разводов: несмотря на сложность процедуры — примерно 1 развод на 10 браков к концу 1950-х.
Долгосрочные последствия этого периода
Поколенческие волны. Малочисленное военное поколение перешло в демографическую яма 1960-х, которая породила малочисленное поколение 1990-х, которое вылилось в текущие проблемы. Эффекты прослеживаются даже через 80 лет после войны.
Закрепление модели работающей женщины. Вернуть женщину исключительно в домашнюю сферу стало невозможно. Экономически.
Завершение нуклеаризации. Переход к малой семье (родители + дети) завершился окончательно. Нуклеарная городская семья имела уже доминирующий массовый эффект.
Рост потребностей. Послевоенное поколение начало массово требовать улучшения качества жизни — отдельного жилья, товаров, возможностей развития.
Выводы для демографической стратегии
Первый. Компенсационные всплески рождаемости после катастроф временны и не создают устойчивого тренда.
Второй. Материальные стимулы работают ограниченно и только в условиях тотального государственного контроля над ресурсами.
Третий. Стало еще более актуально, что затруднение разводов не укрепляет институт семьи, а удерживает людей в формальных союзах при фактическом распаде отношений.
Четвертый. Совмещение материнства и карьеры требует качественной и достаточной инфраструктурной поддержки. Если инфраструктура отстаёт — женщины выбирают между детьми и работой.
Пятый. Образование женщин снижает рождаемость, но повышает качество воспитания. Образованная мать рожает меньше, но инвестирует в каждого ребёнка больше, что позволяет следующему поколению быть устойчивей.
Шестой. Демографические последствия катастроф прослеживаются через несколько поколений. Война 1941-1945 годов влияет на демографию России спустя 80 лет.
Следующая часть цикла: Поздний СССР (1960-1991). Как образованное урбанизированное общество начало требовать права на выбор и почему советская модель исчерпала свой потенциал.
V — Война и восстановление (1941-1960): демографическая катастрофа и её последствия
(1) #демография
Великая Отечественная война стала крупнейшей демографической катастрофой в истории России. Прямые потери — 27 миллионов человек. Косвенные последствия — нарушение половозрастной структуры населения, эффекты которого прослеживаются до настоящего времени через поколенческие волны.
Война радикально изменила демографическое поведение, семейные стратегии, роль женщин в обществе. Послевоенный период был попыткой восстановить демографический потенциал в условиях глубокого структурного дисбаланса. Многие нынешние демографические проблемы — это отложенные последствия той катастрофы.
Масштаб потерь и структурные искажения
Основные потери пришлись на мужчин призывного возраста (18-45 лет). Т.е. случился гендерный дисбаланс. После войны соотношение полов в этой возрастной группе — примерно 60 мужчин на 100 женщин. В некоторых регионах дисбаланс был ещё выше. Миллионы женщин буквально остались без возможности выйти замуж.
При этом выбыло наиболее продуктивное население — люди в возрасте максимальной экономической активности и репродуктивного потенциала. Это означало не только текущие потери, но и сокращение будущих рождений.
Всё это сформировало ту самую «демографическую яму». Резкое падение рождаемости в военные годы создало малочисленное поколение. Через 20-25 лет оно само вступило в репродуктивный возраст, создав вторичную волну низкой рождаемости. Эти волны прослеживаются и в последующих поколениях: 1990-е годы частично отражают эффекты той военной ямы.
Изменение роли женщин: от временной меры к постоянной реальности
Война закрепила тенденции, начавшиеся в 1930-е годы, о чем я уже говорил прежде. Но война сделала их необратимыми.
Массовая занятость. Женщины заменили ушедших на фронт мужчин на производстве, в сельском хозяйстве, на транспорте. К концу войны они составляли большинство рабочей силы во многих отраслях. После войны значительная часть женщин осталась на работе — не по идеологическим причинам, а по экономической необходимости.
Неполные семьи как массовое явление. Модель «одинокая мать с детьми» из исключения стала распространённым вариантом семейной структуры. Это изменило представление о том, что считать нормальной семьёй.
К 1950-м годам доля женщин среди студентов приближалась к 50%, а в педагогических и медицинских вузах превышала 60%. К концу 1950-х доля женщин среди научных работников достигла 30%. Т.е. женщины стали получать массовое образование.
Эти изменения создали новую реальность: женщина могла быть экономически независимой, образованной, профессионально реализованной. Вернуть её исключительно в материнскую роль стало невозможно.
Послевоенная семейная политика: усиление контроля
Государство столкнулось с задачей восстановления демографического потенциала в условиях структурного дефицита мужчин и приняло комплекс мер по усилению контроля за рождаемостью и семейной политики.
По указу 1944 года развод стал крайне сложным и дорогим: два судебных заседания, публикация в газете, пошлины от 500 до 2000 рублей при средней зарплате 400-500 рублей.
Признавались только зарегистрированные браки. Дети, рождённые вне брака, лишались права на установление отцовства.
Был введён налог на бездетность: 6% от заработка для бездетных граждан старше определённого возраста.
Также началась практика госстимулирование многодетности: «Мать-героиня» (10+ детей) с единовременной выплатой 5000 рублей (около 10 средних зарплат) плюс ежемесячные пособия, «Материнская слава» (7-9 детей) и медали Материнства (5-6 детей) также сопровождались выплатами.
Еще были оформлены пособия одиноким матерям. Это можно назвать признанием массового характера явления.
Демографические результаты: краткосрочный успех, долгосрочные проблемы
После войны случился компенсационный всплеск (1945-1950): суммарный коэффициент рождаемости достиг 2,8-3,0. Отложенные войной браки и рождения реализовались в короткий период.
Это сформировало послевоенное многочисленное поколение. Дети, рождённые в 1945-1955 годах, стали самым многочисленным поколением советской истории. Они обеспечили экономический рост 1960-70-х и демографический подъём 1980-х.
С 1946 по 1960 год население РСФСР выросло со 98 до 119 миллионов человек.
Но:
— Высокая рождаемость достигалась в тяжёлых условиях: жилищный кризис (разрушено более 1700 городов и 70 тысяч сёл), продовольственный дефицит, низкие доходы.
— Компенсационный эффект исчерпался к середине 1950-х. К 1960-м годам суммарный коэффициент упал до 2,3-2,5 и продолжил снижение.
— Гендерный дисбаланс для поколения 1920-х годов рождения сохранялся до конца жизни.
Урбанизация и трансформация семьи
С 1939 по 1959 год доля городского населения выросла с 36 до 52%. К 1960 году уже большинство населения СССР жило в городах. Рост городского населения обеспечивался за счет роста жилищного строительства. «Хрущёвки» (с конца 1950-х) впервые дали массовое отдельное жильё нуклеарным семьям. До этого преобладали коммунальные квартиры и бараки.
Как следствие форсированной урбанизации пошло сокращение размера семьи. К 1959 году средний размер — 3,6 человека (городская — 3,3, сельская — 4,0). Многопоколенные семьи стали редкостью.
Всё это привело к изменению функций семьи. Она окончательно перестала быть производственной единицей. Работа, образование, значительная часть быта были делегированы институтам. Остались функции эмоциональной поддержки и воспитания.
Институциональная поддержка: количество без качества
Государство активно развивало инфраструктуру для работающих матерей, но с существенными ограничениями. Ясли и детские сады открывались нередко и количество мест росло, но всё же отставало от потребностей. Демографический рост опережал инфраструктурное насыщение. Очереди, дефицит воспитателей, низкая оплата труда – это общая тенденция. Негативная по последствиям.
Да, был декретный отпуск: 112 дней с сохранением заработка, что было достаточно прогрессивно по мировым меркам. Но отсутствие более длительного отпуска по уходу означало раннее возвращение на работу и необходимость яслей с 2-3 месяцев. Что перегружало систему, которая не давала требуемое количество свободных мест.
К концу 1950-х СССР достиг европейских стандартов по материнской и младенческой смертности. Тут качество поддержки и помощи было на передовом уровне.
Также общая проблема была в том, что инфраструктура создавалась слишком быстро, в условиях дефицита ресурсов и времени. Поэтому общее качество было низким. Плюс переполненные группы, а значит формальный подход и недостаток индивидуального внимания.
Культурное противоречие: три роли одновременно
Послевоенная культура требовала от советской женщины несовместимого. Три в одной.
С одной стороны, была героизация материнства. Многодетная мать — образец для подражания. Материнство — святой долг перед Родиной.
С другой, обязательство профессиональной реализации. Женщина должна работать, быть активным строителем коммунизма, повышать квалификацию и восстанавливать страну.
И третья сторона: традиционные роли в быту. При равенстве на производстве — в семье сохранялось традиционное распределение обязанностей.
Как результат: тройная нагрузка (работа + материнство + быт). Многие женщины начали сознательно ограничивать количество детей, понимая невозможность тянуть все три роли.
Начало демографического перехода
1950-е годы — точка окончательного вступления СССР в фазу демографического перехода.
После компенсационного всплеска сразу после войны началось устойчивое снижение. В городах суммарный коэффициент приближался к 2,0.
С другой стороны начался рост средней продолжительности жизни. К 1960 году — 68 лет (мужчины — 63, женщины — 72). Это уже было сопоставимо с развитыми странами.
Также можно констатировать, что случился переход от многодетности (5-7 детей) к малодетности (2-3 ребёнка, в городах — 1-2).
Следующим показателем начала демографического перехода был рост возраста вступления в брак. Медленно, но устойчиво. Образование и карьера начали оттягивать браки. При этом шел рост разводов: несмотря на сложность процедуры — примерно 1 развод на 10 браков к концу 1950-х.
Долгосрочные последствия этого периода
Поколенческие волны. Малочисленное военное поколение перешло в демографическую яма 1960-х, которая породила малочисленное поколение 1990-х, которое вылилось в текущие проблемы. Эффекты прослеживаются даже через 80 лет после войны.
Закрепление модели работающей женщины. Вернуть женщину исключительно в домашнюю сферу стало невозможно. Экономически.
Завершение нуклеаризации. Переход к малой семье (родители + дети) завершился окончательно. Нуклеарная городская семья имела уже доминирующий массовый эффект.
Рост потребностей. Послевоенное поколение начало массово требовать улучшения качества жизни — отдельного жилья, товаров, возможностей развития.
Выводы для демографической стратегии
Первый. Компенсационные всплески рождаемости после катастроф временны и не создают устойчивого тренда.
Второй. Материальные стимулы работают ограниченно и только в условиях тотального государственного контроля над ресурсами.
Третий. Стало еще более актуально, что затруднение разводов не укрепляет институт семьи, а удерживает людей в формальных союзах при фактическом распаде отношений.
Четвертый. Совмещение материнства и карьеры требует качественной и достаточной инфраструктурной поддержки. Если инфраструктура отстаёт — женщины выбирают между детьми и работой.
Пятый. Образование женщин снижает рождаемость, но повышает качество воспитания. Образованная мать рожает меньше, но инвестирует в каждого ребёнка больше, что позволяет следующему поколению быть устойчивей.
Шестой. Демографические последствия катастроф прослеживаются через несколько поколений. Война 1941-1945 годов влияет на демографию России спустя 80 лет.
Следующая часть цикла: Поздний СССР (1960-1991). Как образованное урбанизированное общество начало требовать права на выбор и почему советская модель исчерпала свой потенциал.
Загрузка...
Загрузка...
Мантуров поручил проработать возможность отсрочки новых правил по утильсбору, которые планировали ввести 1 ноября. При этом будет ли «новшество» просто отсрочено или полностью пересмотрено — конкретики нет.
Если коротко, то Мантуров сказал Алиханову, чтобы тот что-то сделал, а то Путин недоволен.
Это к вчерашнему разговору про соцопросики и таблички из АП. Как это работает, когда не пустое, а реально затрагивает население.
Про ультрасбор ведь собирали всю социологию и давали хорошие (очень даже) бюджеты, чтобы его «разъяснить». Но сетевая вертикальная структура общественного мнения давно уже не контролируется через старые схемки.
Но слишком много хороших людей в бюджетах этих схемок, поэтому такие провалы как с ультрасбором будут часто.
Если коротко, то Мантуров сказал Алиханову, чтобы тот что-то сделал, а то Путин недоволен.
Это к вчерашнему разговору про соцопросики и таблички из АП. Как это работает, когда не пустое, а реально затрагивает население.
Про ультрасбор ведь собирали всю социологию и давали хорошие (очень даже) бюджеты, чтобы его «разъяснить». Но сетевая вертикальная структура общественного мнения давно уже не контролируется через старые схемки.
Но слишком много хороших людей в бюджетах этих схемок, поэтому такие провалы как с ультрасбором будут часто.
Загрузка...
Про бюджет
Вчера случилась новая формулировка нашей любимой темы, господин Силуанов назвал дефицит бюджета — безопасным. На безопасном уровне.
Мне понравилась эта цитата. И мне в целом импонирует подход к этой проблеме от Минфина. Я бы назвал его трезвым. Не как у нас иногда бывает, что «санкции нам только на пользу», а «всё непросто, но мы нашли рациональный выход из ситуации».
Может быть стоит назвать этот подход в чем-то медицинским. В том смысле, что ты меришь все категориями «болезнь-выздоровление». Повышаешь НДС до 22% в том числе для того, чтобы сдерживать спрос. Да, он регрессивно бьет по бизнесу и потребителю, но еще больше по ним бы ударила инфляция. А так есть вероятность её сдержать и снизить. Тем самым дать возможность ЦБ опустить ставку и сбалансировать экономику.
Т.е. пациент болен и нужно лечение. Да, оно неприятное и будет больно, но без него будет еще хуже. А может и совсем плохо.
Там еще было про «налог на богатых», которого пока не будет. Это конечно несколько символическое мероприятие, которое дает политический бонус, а не бюджетный. Сборы будут весьма ограниченными и сложными по администрированию. Поэтому, мне кажется, что вернутся к теме в 2026 и под выборы. Богатые тоже платят — это предвыборный лозунг.
Также Силуанов был весьма честен по нефтегазовому сектору. Не трогать возврат НДС и НДФЛ для экспортеров — это база. Это макроустойчивость. Стабильный (даже в минимальном варианте) приток нефтегазовых доходов снижает нагрузку на курс рубля и потенциал заимствований. Общая задача — держать минимум роста. Не рисковать.
Бюджетная политика на ближайшие годы — это сдержанный рост за счет стабилизации. Чтобы бизнес и потребитель мог закладывать нагрузку. Просто не будет, факт. Но и резких кризисов также не стоит ожидать. Контролируемая инфляция и безопасный уровень дефицита.
Выздоровление, после курса лечения.
Вчера случилась новая формулировка нашей любимой темы, господин Силуанов назвал дефицит бюджета — безопасным. На безопасном уровне.
Мне понравилась эта цитата. И мне в целом импонирует подход к этой проблеме от Минфина. Я бы назвал его трезвым. Не как у нас иногда бывает, что «санкции нам только на пользу», а «всё непросто, но мы нашли рациональный выход из ситуации».
Может быть стоит назвать этот подход в чем-то медицинским. В том смысле, что ты меришь все категориями «болезнь-выздоровление». Повышаешь НДС до 22% в том числе для того, чтобы сдерживать спрос. Да, он регрессивно бьет по бизнесу и потребителю, но еще больше по ним бы ударила инфляция. А так есть вероятность её сдержать и снизить. Тем самым дать возможность ЦБ опустить ставку и сбалансировать экономику.
Т.е. пациент болен и нужно лечение. Да, оно неприятное и будет больно, но без него будет еще хуже. А может и совсем плохо.
Там еще было про «налог на богатых», которого пока не будет. Это конечно несколько символическое мероприятие, которое дает политический бонус, а не бюджетный. Сборы будут весьма ограниченными и сложными по администрированию. Поэтому, мне кажется, что вернутся к теме в 2026 и под выборы. Богатые тоже платят — это предвыборный лозунг.
Также Силуанов был весьма честен по нефтегазовому сектору. Не трогать возврат НДС и НДФЛ для экспортеров — это база. Это макроустойчивость. Стабильный (даже в минимальном варианте) приток нефтегазовых доходов снижает нагрузку на курс рубля и потенциал заимствований. Общая задача — держать минимум роста. Не рисковать.
Бюджетная политика на ближайшие годы — это сдержанный рост за счет стабилизации. Чтобы бизнес и потребитель мог закладывать нагрузку. Просто не будет, факт. Но и резких кризисов также не стоит ожидать. Контролируемая инфляция и безопасный уровень дефицита.
Выздоровление, после курса лечения.
Загрузка...
Про Трампа
… можно каждый день писать новый пост и он всегда будет актуальным. Что значит, человек из шоу-бизнеса. Умеет держать внимание и создавать инфо-поводы.
Только МВФ заявил, что более-менее понимает, как оценивать последствия «торговых войн», как новый виток главного противостояния. Китай упирается, а Трамп отвечает (https://t.me/kontext_channel/61823).
Особенность этого этапа в том, что это не война «дефицитов». Т.е. не про торговлю в целом, а про конкретику в технологическом и валютном секторах. Трамп хочет пошатнуть технологический рост Китая и дать американским компаниям большую долю рынка. Он хочет усилить доллар (или хотя бы сохранить его позиции). Китай отвечает зеркально и хочет усилить своё и ослабить американское.
Мы вот часто говорим про многополярность. Но по факту «большая игра» — это Китай против США. А все остальные вовлечены и имеют своё влияние. Индия, как отдельный игрок — это пока еще нет. Она ближе к России и ЕС. Значимая часть, но не определяющая.
А нам в РФ — нормально. Цены на энергоресурсы будут расти. Да, мировая торговля будет стагнировать и глобальный рынок будет сужаться, но мы там и не большие игроки, чтобы переживать.
Всех хуже ЕС и Британии. Они зависимы и от Китая, и от доллара. Но, как говорится, за что боролись. Были бы элиты помудрее, то страховались бы российским (и не только) газом и ресурсами. В том числе и редкоземельными, которые Китай явно будет завышать по цене и по доступности. Везде для Европы минусы.
Прогнозы делать тут сложно. Но моя сугубо субъективная оценка, что мир ждет раскол на два лагеря. Юань против доллара. БРИКС против Атлантики. Это линия противостояния на десятилетия вперед.
И что подчеркивает эта фаза — высокие технологии в авангарде. Пузырь ИИ и всего хайтека в США и Китае — это главные деньги прямо сейчас. Главный ресурс. Вся глобальная экономика затягивается в эту воронку. И кто в ней будет «самый крутой» — тот и будет определять будущее второй четверти 21 века. За это и борьба. Война.
… можно каждый день писать новый пост и он всегда будет актуальным. Что значит, человек из шоу-бизнеса. Умеет держать внимание и создавать инфо-поводы.
Только МВФ заявил, что более-менее понимает, как оценивать последствия «торговых войн», как новый виток главного противостояния. Китай упирается, а Трамп отвечает (https://t.me/kontext_channel/61823).
Особенность этого этапа в том, что это не война «дефицитов». Т.е. не про торговлю в целом, а про конкретику в технологическом и валютном секторах. Трамп хочет пошатнуть технологический рост Китая и дать американским компаниям большую долю рынка. Он хочет усилить доллар (или хотя бы сохранить его позиции). Китай отвечает зеркально и хочет усилить своё и ослабить американское.
Мы вот часто говорим про многополярность. Но по факту «большая игра» — это Китай против США. А все остальные вовлечены и имеют своё влияние. Индия, как отдельный игрок — это пока еще нет. Она ближе к России и ЕС. Значимая часть, но не определяющая.
А нам в РФ — нормально. Цены на энергоресурсы будут расти. Да, мировая торговля будет стагнировать и глобальный рынок будет сужаться, но мы там и не большие игроки, чтобы переживать.
Всех хуже ЕС и Британии. Они зависимы и от Китая, и от доллара. Но, как говорится, за что боролись. Были бы элиты помудрее, то страховались бы российским (и не только) газом и ресурсами. В том числе и редкоземельными, которые Китай явно будет завышать по цене и по доступности. Везде для Европы минусы.
Прогнозы делать тут сложно. Но моя сугубо субъективная оценка, что мир ждет раскол на два лагеря. Юань против доллара. БРИКС против Атлантики. Это линия противостояния на десятилетия вперед.
И что подчеркивает эта фаза — высокие технологии в авангарде. Пузырь ИИ и всего хайтека в США и Китае — это главные деньги прямо сейчас. Главный ресурс. Вся глобальная экономика затягивается в эту воронку. И кто в ней будет «самый крутой» — тот и будет определять будущее второй четверти 21 века. За это и борьба. Война.
Загрузка...
Кушнер объяснил их подход просто:
«Быть людьми дела — это совсем другой спорт.»
«Нужно сначала добиться “да”, а детали обсудить потом.»
Такой прагматичный стиль позволил продвинуть процесс, когда стороны начали выполнять первый этап плана и обсуждать освобождение заложников.
«Сейчас время быть позитивными», — сказал Кушнер израильской стороне.
Вот это: «сначала добиться „да“, а детали обсудим потом» — это ключевое противоречие в отношениях с Москвой. Или даже скажем прямо: с Путиным.
У нашего Президента ровно обратный политический менталитет. Сначала скрупулезная работа над деталями, первопричинами, проработка всех условий заключения сделки, а потом уже «да». Как это озвучивается в контексте пресловутой «встречи лидеров» — сначала нужна детальная проработка и подготовка.
Некоторые оценивают эту тактику Кремля как «затягивание», но я не соглашусь. Продолжение конфликта и санкционные ограничения — не выгодны Москве. Не выгодны Путину. Он искренне хочет добиться результата с минимальными потерями.
Всё дело в том, что он уже сказал «да» и подписал Минские. Детали которых наслаивались потом. Опять же можно говорить, что все акторы подписались под соглашением, чтобы «готовиться к конфликту». Но это перманентное состояние любой сверхдержавы — готовиться к конфликту. Москва сейчас готовится и прорабатывает варианты конфликта с Китаем. Это не означает, что она собирается в нем участвовать и его провоцировать. Это означает, что она будет готова отреагировать, если конфликт спровоцируют против неё. Режим готовности к войне со всеми — это база для стратегического развития большой (да и малой) страны.
Поэтому, нет. Я не могу сказать, что стороны целенаправленно готовились к конфликту. Противостояние набирало обороты, но не так, чтобы Минские служили прямой отсрочкой. И Меркель, и Путин подписывались, чтобы не допустить эскалации. Найти мирное решение. Я оцениваю это именно так.
Но не сработало. И вот тут оценка Президента Путина видимо в том, что не было нужной проработки. Не все детали и первопричины были включены.
И сейчас поэтому такая «возня». Которая претит администрации Трампа. Я повторю в очередной раз мысль, которую я высказывал с самого начала: личное доверие Путина к Трампу — это ключ к решению конфликта. Трамп не пойдет на условия Путина. Это было очевидно всегда. Нет такой силы у Москвы, которая бы заставила США пойти на сделку на условиях Путина. Президент России может только согласиться на эту «сделку Трампа». Сначала «да», а потом обсудим. Америкацентризм только усилился при Трампе.
Также повторюсь: я не вижу, почему Путин может сказать «да».
Конфликт пока не имеет договорного решения. Только на земле. А это два-три года.
Мой прогноз в этом смысле прежний. СВО будет продолжено и в 2026, и в в 2027. И как раз «сделка по Газе» будет для Путина еще одним аргументом не говорить: «Да», а детали обсудим потом". Потому что никакого будущего у этой сделки нет. Трамп «добьётся мира». Получит порцию медийного хайпа в моменте, загнет очередной палец и скажет, что остановил уже восемь войн. И всё.
Конфликт продолжится. Начнется новая эскалация, которую Трамп или не будет замечать. Или оформит девятую сделку и подпишет еще один мир по Газе. А потом десятый мир.
Путин слишком опытный политик, чтобы согласиться на такое.
«Быть людьми дела — это совсем другой спорт.»
«Нужно сначала добиться “да”, а детали обсудить потом.»
Такой прагматичный стиль позволил продвинуть процесс, когда стороны начали выполнять первый этап плана и обсуждать освобождение заложников.
«Сейчас время быть позитивными», — сказал Кушнер израильской стороне.
Вот это: «сначала добиться „да“, а детали обсудим потом» — это ключевое противоречие в отношениях с Москвой. Или даже скажем прямо: с Путиным.
У нашего Президента ровно обратный политический менталитет. Сначала скрупулезная работа над деталями, первопричинами, проработка всех условий заключения сделки, а потом уже «да». Как это озвучивается в контексте пресловутой «встречи лидеров» — сначала нужна детальная проработка и подготовка.
Некоторые оценивают эту тактику Кремля как «затягивание», но я не соглашусь. Продолжение конфликта и санкционные ограничения — не выгодны Москве. Не выгодны Путину. Он искренне хочет добиться результата с минимальными потерями.
Всё дело в том, что он уже сказал «да» и подписал Минские. Детали которых наслаивались потом. Опять же можно говорить, что все акторы подписались под соглашением, чтобы «готовиться к конфликту». Но это перманентное состояние любой сверхдержавы — готовиться к конфликту. Москва сейчас готовится и прорабатывает варианты конфликта с Китаем. Это не означает, что она собирается в нем участвовать и его провоцировать. Это означает, что она будет готова отреагировать, если конфликт спровоцируют против неё. Режим готовности к войне со всеми — это база для стратегического развития большой (да и малой) страны.
Поэтому, нет. Я не могу сказать, что стороны целенаправленно готовились к конфликту. Противостояние набирало обороты, но не так, чтобы Минские служили прямой отсрочкой. И Меркель, и Путин подписывались, чтобы не допустить эскалации. Найти мирное решение. Я оцениваю это именно так.
Но не сработало. И вот тут оценка Президента Путина видимо в том, что не было нужной проработки. Не все детали и первопричины были включены.
И сейчас поэтому такая «возня». Которая претит администрации Трампа. Я повторю в очередной раз мысль, которую я высказывал с самого начала: личное доверие Путина к Трампу — это ключ к решению конфликта. Трамп не пойдет на условия Путина. Это было очевидно всегда. Нет такой силы у Москвы, которая бы заставила США пойти на сделку на условиях Путина. Президент России может только согласиться на эту «сделку Трампа». Сначала «да», а потом обсудим. Америкацентризм только усилился при Трампе.
Также повторюсь: я не вижу, почему Путин может сказать «да».
Конфликт пока не имеет договорного решения. Только на земле. А это два-три года.
Мой прогноз в этом смысле прежний. СВО будет продолжено и в 2026, и в в 2027. И как раз «сделка по Газе» будет для Путина еще одним аргументом не говорить: «Да», а детали обсудим потом". Потому что никакого будущего у этой сделки нет. Трамп «добьётся мира». Получит порцию медийного хайпа в моменте, загнет очередной палец и скажет, что остановил уже восемь войн. И всё.
Конфликт продолжится. Начнется новая эскалация, которую Трамп или не будет замечать. Или оформит девятую сделку и подпишет еще один мир по Газе. А потом десятый мир.
Путин слишком опытный политик, чтобы согласиться на такое.
Загрузка...
Новая часть цикла: Демография как национальная стратегия
III — От крестьянской реформы до революции
(1) #демография
1861 год — отмена крепостного права. Формально — освобождение крестьян. Фактически — запуск процесса, который за полвека полностью разрушит традиционную семейную структуру.
Патриархальная модель, просуществовавшая столетия, рухнула не из-за моральной деградации или западного влияния. Её убили экономические факторы: индустриализация, урбанизация, появление рынка труда и трудовой мобильности.
К началу XX века широкая крестьянская семья находилась в глубоком кризисе. Малая семья (муж + жена + дети) начала отделяться и требовать суверенности. Женщины и младшие поколения бунтовали против патриархального контроля.
Этот период критически важен для понимания современных демографических процессов, потому что именно тогда сформировалось фундаментальное противоречие, с которым мы живём до сих пор: конфликт между запросом на индивидуальный выбор и культурной инерцией патриархальных установок.
Экономический базис: почему традиция перестала работать
Патриархальная семья была эффективна в условиях натурального хозяйства. Семья производила всё сама, жила на то, что произвела. Широкая структура обеспечивала взаимозаменяемость и устойчивость к рискам.
Пореформенная Россия — это начало индустриального переворота. Медленного, противоречивого, но необратимого.
Ключевые процессы:
Развитие промышленности и торговли. Появляются фабрики, заводы, железные дороги. Формируется рынок наёмного труда. Крестьянин может уйти в город и работать за зарплату.
Рост городов. Урбанизация ускоряется. С 1861 по 1914 год городское население увеличивается в 3-4 раза. Города становятся центрами притяжения для тех, кто хочет вырваться из деревенской зависимости.
Трудовая миграция. Сначала сезонная — мужчины уходят на заработки в город, возвращаются в деревню. Потом постоянная — малые семьи переезжают насовсем.
Частная собственность и товарно-денежные отношения. Земля перестаёт быть исключительно общинной. Появляется возможность купить, продать, накопить капитал. Возникает имущественное расслоение.
Всё это означает одно: массовая крестьянская малая семья получает экономическую альтернативу. Раньше выжить вне широкой общинной структуры было невозможно. Теперь — возможно. Муж и жена могут работать на фабрике, снимать жильё в городе, содержать себя и детей без помощи родителей и общины.
И как только эта возможность появилась — недостатки патриархальной модели стали перевешивать преимущества. О чем я говорил прежде.
Бабий бунт: женщины как драйверы перемен
Женщины первыми ощутили новые возможности. И первыми начали разрушать традиционную структуру. Почему именно женщины? Потому что в патриархальной семье они были наиболее угнетаемым классом.
Глеб Успенский (конец XIX века): «Женский труд в крестьянской семье и хозяйстве ужасен, поистине ужасен. Глубокого уважения достойна всякая крестьянская женщина, потому что эпитет «мученица», право, не преувеличение почти ко всякой крестьянской женщине».
Каторжный труд в поле и по хозяйству. Бесправие — зависимость от мужа, свёкра, свекрови. Сексуальная эксплуатация (+снохачество). Ранние браки по решению родителей. Непрерывные роды. Высокая смертность при родах.
Когда появилась возможность работать на фабрике и получать собственный заработок — женщины начали уходить из деревень. Сначала в качестве сезонных работниц. Потом — навсегда.
Работа на фабрике тоже была тяжёлой. Но она давала то, чего не было в деревне: экономическую независимость.
С собственным заработком женщина могла:
— Содержать себя без мужа
— Откладывать брак на более поздний возраст
— Выбирать партнёра по собственному желанию, а не по решению родителей
— Уйти от мужа, если он пьёт или бьёт
Это не означало лёгкую жизнь. Но это означало выбор. А выбор это и есть суверенность.
Поколенческий бунт: младшие против старших
Второй очаг сопротивления патриархату — младшие поколения. В традиционной семье младшие члены находились в полной зависимости от старших. Родители решали всё: кого взять в жёны, какую профессию осваивать, когда жениться, как вести хозяйство. Младший сын мог быть женатым, иметь детей — и всё равно оставаться бесправным подчинённым отца.
Пока экономика была аграрной, альтернативы не было. Земля — в руках общины и старших поколений. Без их поддержки не выжить. Но индустриализация изменила расклад. Младшее поколение могло уйти в город, заработать там, получить независимость. И начало уходить массово.
К началу XX века этот процесс стал массовым. Деревня теряла молодёжь. Города росли за счёт крестьянской миграции.
Славянофильская реакция: когда элиты не понимают реальности
Процесс распада патриархальной семьи не остался незамеченным. Элиты отреагировали предсказуемо: обвинили во всём Запад и призвали вернуться к традициям.
Иван Киреевский (славянофил, середина XIX века) называл женскую эмансипацию «нравственным гниением высшего класса европейского общества, абсолютно чуждым русской традиции и культуре».
То есть снохачество, каторжный женский труд, полный контроль — это «русская культура». А право женщины выбирать мужа и контролировать свою жизнь — «западное гниение».
Лев Толстой (конец XIX века):
«Смотри на общество женщин как на необходимую неприятность жизни общественной и, сколько можно, удаляйся от них».
«Всё было бы хорошо, кабы только они (женщины) были на своем месте, т.е. смиренны».
«Мы увидим, что никакой надобности нет придумывать исход для отрожавшихся и не нашедших мужа женщин: на этих женщин без контор, кафедр и телеграфов всегда есть и было требование, превышающее предложение. Повивальные бабки, няньки, экономки, распутные женщины».
Женщина, которая хочет работать, учиться, делать карьеру — это угроза. Её место — повивальная бабка, нянька или проститутка.
Аналогично про Европу. Киреевский и Толстой предрекали, что Франция, Германия и США загниют и рухнут из-за эмансипации женщин и ослабления патриархата.
Что произошло на самом деле? Европа и США продолжили развиваться. Продолжительность жизни росла. Экономика росла. Образование росло. Права женщин расширялись.
А Россия, цеплявшаяся за патриархальную общинность, оставалась аграрной, бедной, с чудовищной смертностью и низким уровнем жизни. К 1917 году противоречия достигли критической массы. Случилась революция.
Демографические сдвиги: начало перехода
Пореформенный период — это начало демографического перехода в России. Смертность начала падать. Не резко, но заметно. Развитие медицины, улучшение гигиены, рост уровня жизни в городах. Из 100 родившихся доживать до взрослого возраста стало больше.
Рождаемость начала снижаться. Медленно, с запозданием относительно Европы, но тренд пошёл. Женщины, получившие доступ к городскому рынку труда, начали откладывать браки и рожать меньше детей.
Средний размер семьи стал сокращаться. Широкие семьи распадались. Малые семьи становились нормой в городах.
Возраст вступления в брак начал расти. В городах женщины стали выходить замуж позже, чем в деревнях. Не в 14-16 лет, а в 18-20 и позже.
Это классический демографический переход, который прошли все индустриализирующиеся страны. Россия вступила в него с опозданием, но логика была та же.
Критическая разница: в Европе этот процесс занял 100-150 лет. Постепенная эволюция. Общество успевало адаптироваться. В России — форсированный переход за 50-60 лет (с 1861 по 1917). Резкий слом одной модели без успешного закрепления новой. Это создало напряжение, которое стало одной из причин революции.
Контрацептивная культура как отложенная революция
На Западе контрацептивная культура начала формироваться с середины XIX века. Не сразу, через общественные дискуссии, споры, постепенную адаптацию. Преимущество эволюционного пути: общество успевает осознать, зачем нужна контрацепция, какие у неё преимущества, как её использовать ответственно.
В России — строгий запрет. Церковь, государство, община — все против. Контрацепция = грех, разврат, западное разложение.
Результат: высокая рождаемость сохранялась дольше, чем было экономически целесообразно. Женщины продолжали рожать 7-9 детей даже тогда, когда содержать их стало невозможно.
Отсутствие контрацептивной культуры — это одна из причин, почему переход от патриархальной модели к нуклеарной был таким болезненным. Вместо постепенного снижения рождаемости в ответ на экономические изменения — резкий обрыв уже в советский период.
Нуклеарная семья: первые ростки
К началу XX века в городах начала формироваться новая модель — нуклеарная семья. Муж + жена + дети. Обособленная от старших поколений. Живущая в отдельном жилье. С собственным бюджетом. С возможностью принимать решения самостоятельно.
Это принципиально другая конструкция. Не производственная единица, а эмоциональный и экономический союз двух людей.
Ключевые отличия от патриархальной модели:
Индивидуальный выбор партнёра. Не родители решают, а сами супруги. Брак основан на влюбленности, привязанности, личных предпочтениях.
Суверенность. Семья живёт по своим правилам. Старшие поколения могут влиять, но не контролировать.
Интимизация отношений. Секс перестаёт быть исключительно про зачатие. Появляется гедонистическая составляющая — удовольствие, близость, эмоциональная связь.
Новые роли. Муж — добытчик, работающий вне семьи за зарплату. Жена — хозяйка, но с возможностью тоже работать. Дети — объект вложений, а не рабочая сила.
Это иная модель. Она даёт больше свободы, больше возможностей для развития личности, лучшие условия для воспитания детей.
Но у неё есть и свои проблемы. Нуклеарная семья менее устойчива к экономическим шокам. Нет подушки безопасности в виде широкой родни. Если муж потерял работу — семья в кризисе. Если жена заболела — некому помочь с детьми.
Эти проблемы проявятся в полной мере позже, в советский период. Но уже в начале XX века стало ясно: переход к новой модели неизбежен, но он требует новых институтов поддержки.
Революция как результат незавершённого перехода
К 1917 году Россия находилась в состоянии незавершённого демографического и социального перехода. Старая модель умерла. Патриархальная широкая семья больше не работала. Молодёжь уходила в города. Женщины требовали прав. Община разваливалась.
Новая модель не укрепилась. Нуклеарная семья только формировалась. Институтов поддержки не было. Экономика не успела перестроиться. Культурные установки остались патриархальными.
Общество застряло между двумя моделями. Ни туда, ни сюда. Напряжение росло.
Революция разрешила это напряжение радикально: снесла обе модели и попыталась построить третью — советскую. Но об этом в следующий раз.
Выводы для демографической политики
Первое. Экономика определяет структуру семьи. Патриархальная модель умерла не из-за идеологии или морального разложения, а потому что индустриализация лишила её экономического базиса. Попытки вернуть патриархат без возврата к аграрной экономике бессмысленны.
Второе. Женщины — ключевые агенты демографических изменений. Они первыми реагируют на новые возможности и первыми требуют перемен. Любая демографическая политика, игнорирующая интересы женщин, обречена на провал.
Третье. Форсированные переходы опасны. Европа прошла демографический переход за 100-150 лет. Россия пыталась уложиться в 50. Результат — революция и насильственная перестройка. Современные попытки форсировать возврат к «традициям» могут привести к аналогичным последствиям.
Четвёртое. Контрацептивная культура — необходимое условие демографической стабильности. Запреты не работают. Работает образование, доступность средств, культурная адаптация. Отложенная контрацептивная революция в России — одна из причин нынешнего кризиса.
Пятое. Нуклеарная семья требует институциональной поддержки. Она менее устойчива, чем патриархальная, но более эффективна для современной экономики. Чтобы она работала, нужны ясли, садики, система здравоохранения, социальное жильё, гибкий рынок труда. Без этого нуклеарная модель превращается в ловушку бедности.
Следующая часть цикла: Ранний СССР — как большевики пытались уничтожить семью, почему отступили и что построили вместо неё.
III — От крестьянской реформы до революции
(1) #демография
1861 год — отмена крепостного права. Формально — освобождение крестьян. Фактически — запуск процесса, который за полвека полностью разрушит традиционную семейную структуру.
Патриархальная модель, просуществовавшая столетия, рухнула не из-за моральной деградации или западного влияния. Её убили экономические факторы: индустриализация, урбанизация, появление рынка труда и трудовой мобильности.
К началу XX века широкая крестьянская семья находилась в глубоком кризисе. Малая семья (муж + жена + дети) начала отделяться и требовать суверенности. Женщины и младшие поколения бунтовали против патриархального контроля.
Этот период критически важен для понимания современных демографических процессов, потому что именно тогда сформировалось фундаментальное противоречие, с которым мы живём до сих пор: конфликт между запросом на индивидуальный выбор и культурной инерцией патриархальных установок.
Экономический базис: почему традиция перестала работать
Патриархальная семья была эффективна в условиях натурального хозяйства. Семья производила всё сама, жила на то, что произвела. Широкая структура обеспечивала взаимозаменяемость и устойчивость к рискам.
Пореформенная Россия — это начало индустриального переворота. Медленного, противоречивого, но необратимого.
Ключевые процессы:
Развитие промышленности и торговли. Появляются фабрики, заводы, железные дороги. Формируется рынок наёмного труда. Крестьянин может уйти в город и работать за зарплату.
Рост городов. Урбанизация ускоряется. С 1861 по 1914 год городское население увеличивается в 3-4 раза. Города становятся центрами притяжения для тех, кто хочет вырваться из деревенской зависимости.
Трудовая миграция. Сначала сезонная — мужчины уходят на заработки в город, возвращаются в деревню. Потом постоянная — малые семьи переезжают насовсем.
Частная собственность и товарно-денежные отношения. Земля перестаёт быть исключительно общинной. Появляется возможность купить, продать, накопить капитал. Возникает имущественное расслоение.
Всё это означает одно: массовая крестьянская малая семья получает экономическую альтернативу. Раньше выжить вне широкой общинной структуры было невозможно. Теперь — возможно. Муж и жена могут работать на фабрике, снимать жильё в городе, содержать себя и детей без помощи родителей и общины.
И как только эта возможность появилась — недостатки патриархальной модели стали перевешивать преимущества. О чем я говорил прежде.
Бабий бунт: женщины как драйверы перемен
Женщины первыми ощутили новые возможности. И первыми начали разрушать традиционную структуру. Почему именно женщины? Потому что в патриархальной семье они были наиболее угнетаемым классом.
Глеб Успенский (конец XIX века): «Женский труд в крестьянской семье и хозяйстве ужасен, поистине ужасен. Глубокого уважения достойна всякая крестьянская женщина, потому что эпитет «мученица», право, не преувеличение почти ко всякой крестьянской женщине».
Каторжный труд в поле и по хозяйству. Бесправие — зависимость от мужа, свёкра, свекрови. Сексуальная эксплуатация (+снохачество). Ранние браки по решению родителей. Непрерывные роды. Высокая смертность при родах.
Когда появилась возможность работать на фабрике и получать собственный заработок — женщины начали уходить из деревень. Сначала в качестве сезонных работниц. Потом — навсегда.
Работа на фабрике тоже была тяжёлой. Но она давала то, чего не было в деревне: экономическую независимость.
С собственным заработком женщина могла:
— Содержать себя без мужа
— Откладывать брак на более поздний возраст
— Выбирать партнёра по собственному желанию, а не по решению родителей
— Уйти от мужа, если он пьёт или бьёт
Это не означало лёгкую жизнь. Но это означало выбор. А выбор это и есть суверенность.
Поколенческий бунт: младшие против старших
Второй очаг сопротивления патриархату — младшие поколения. В традиционной семье младшие члены находились в полной зависимости от старших. Родители решали всё: кого взять в жёны, какую профессию осваивать, когда жениться, как вести хозяйство. Младший сын мог быть женатым, иметь детей — и всё равно оставаться бесправным подчинённым отца.
Пока экономика была аграрной, альтернативы не было. Земля — в руках общины и старших поколений. Без их поддержки не выжить. Но индустриализация изменила расклад. Младшее поколение могло уйти в город, заработать там, получить независимость. И начало уходить массово.
К началу XX века этот процесс стал массовым. Деревня теряла молодёжь. Города росли за счёт крестьянской миграции.
Славянофильская реакция: когда элиты не понимают реальности
Процесс распада патриархальной семьи не остался незамеченным. Элиты отреагировали предсказуемо: обвинили во всём Запад и призвали вернуться к традициям.
Иван Киреевский (славянофил, середина XIX века) называл женскую эмансипацию «нравственным гниением высшего класса европейского общества, абсолютно чуждым русской традиции и культуре».
То есть снохачество, каторжный женский труд, полный контроль — это «русская культура». А право женщины выбирать мужа и контролировать свою жизнь — «западное гниение».
Лев Толстой (конец XIX века):
«Смотри на общество женщин как на необходимую неприятность жизни общественной и, сколько можно, удаляйся от них».
«Всё было бы хорошо, кабы только они (женщины) были на своем месте, т.е. смиренны».
«Мы увидим, что никакой надобности нет придумывать исход для отрожавшихся и не нашедших мужа женщин: на этих женщин без контор, кафедр и телеграфов всегда есть и было требование, превышающее предложение. Повивальные бабки, няньки, экономки, распутные женщины».
Женщина, которая хочет работать, учиться, делать карьеру — это угроза. Её место — повивальная бабка, нянька или проститутка.
Аналогично про Европу. Киреевский и Толстой предрекали, что Франция, Германия и США загниют и рухнут из-за эмансипации женщин и ослабления патриархата.
Что произошло на самом деле? Европа и США продолжили развиваться. Продолжительность жизни росла. Экономика росла. Образование росло. Права женщин расширялись.
А Россия, цеплявшаяся за патриархальную общинность, оставалась аграрной, бедной, с чудовищной смертностью и низким уровнем жизни. К 1917 году противоречия достигли критической массы. Случилась революция.
Демографические сдвиги: начало перехода
Пореформенный период — это начало демографического перехода в России. Смертность начала падать. Не резко, но заметно. Развитие медицины, улучшение гигиены, рост уровня жизни в городах. Из 100 родившихся доживать до взрослого возраста стало больше.
Рождаемость начала снижаться. Медленно, с запозданием относительно Европы, но тренд пошёл. Женщины, получившие доступ к городскому рынку труда, начали откладывать браки и рожать меньше детей.
Средний размер семьи стал сокращаться. Широкие семьи распадались. Малые семьи становились нормой в городах.
Возраст вступления в брак начал расти. В городах женщины стали выходить замуж позже, чем в деревнях. Не в 14-16 лет, а в 18-20 и позже.
Это классический демографический переход, который прошли все индустриализирующиеся страны. Россия вступила в него с опозданием, но логика была та же.
Критическая разница: в Европе этот процесс занял 100-150 лет. Постепенная эволюция. Общество успевало адаптироваться. В России — форсированный переход за 50-60 лет (с 1861 по 1917). Резкий слом одной модели без успешного закрепления новой. Это создало напряжение, которое стало одной из причин революции.
Контрацептивная культура как отложенная революция
На Западе контрацептивная культура начала формироваться с середины XIX века. Не сразу, через общественные дискуссии, споры, постепенную адаптацию. Преимущество эволюционного пути: общество успевает осознать, зачем нужна контрацепция, какие у неё преимущества, как её использовать ответственно.
В России — строгий запрет. Церковь, государство, община — все против. Контрацепция = грех, разврат, западное разложение.
Результат: высокая рождаемость сохранялась дольше, чем было экономически целесообразно. Женщины продолжали рожать 7-9 детей даже тогда, когда содержать их стало невозможно.
Отсутствие контрацептивной культуры — это одна из причин, почему переход от патриархальной модели к нуклеарной был таким болезненным. Вместо постепенного снижения рождаемости в ответ на экономические изменения — резкий обрыв уже в советский период.
Нуклеарная семья: первые ростки
К началу XX века в городах начала формироваться новая модель — нуклеарная семья. Муж + жена + дети. Обособленная от старших поколений. Живущая в отдельном жилье. С собственным бюджетом. С возможностью принимать решения самостоятельно.
Это принципиально другая конструкция. Не производственная единица, а эмоциональный и экономический союз двух людей.
Ключевые отличия от патриархальной модели:
Индивидуальный выбор партнёра. Не родители решают, а сами супруги. Брак основан на влюбленности, привязанности, личных предпочтениях.
Суверенность. Семья живёт по своим правилам. Старшие поколения могут влиять, но не контролировать.
Интимизация отношений. Секс перестаёт быть исключительно про зачатие. Появляется гедонистическая составляющая — удовольствие, близость, эмоциональная связь.
Новые роли. Муж — добытчик, работающий вне семьи за зарплату. Жена — хозяйка, но с возможностью тоже работать. Дети — объект вложений, а не рабочая сила.
Это иная модель. Она даёт больше свободы, больше возможностей для развития личности, лучшие условия для воспитания детей.
Но у неё есть и свои проблемы. Нуклеарная семья менее устойчива к экономическим шокам. Нет подушки безопасности в виде широкой родни. Если муж потерял работу — семья в кризисе. Если жена заболела — некому помочь с детьми.
Эти проблемы проявятся в полной мере позже, в советский период. Но уже в начале XX века стало ясно: переход к новой модели неизбежен, но он требует новых институтов поддержки.
Революция как результат незавершённого перехода
К 1917 году Россия находилась в состоянии незавершённого демографического и социального перехода. Старая модель умерла. Патриархальная широкая семья больше не работала. Молодёжь уходила в города. Женщины требовали прав. Община разваливалась.
Новая модель не укрепилась. Нуклеарная семья только формировалась. Институтов поддержки не было. Экономика не успела перестроиться. Культурные установки остались патриархальными.
Общество застряло между двумя моделями. Ни туда, ни сюда. Напряжение росло.
Революция разрешила это напряжение радикально: снесла обе модели и попыталась построить третью — советскую. Но об этом в следующий раз.
Выводы для демографической политики
Первое. Экономика определяет структуру семьи. Патриархальная модель умерла не из-за идеологии или морального разложения, а потому что индустриализация лишила её экономического базиса. Попытки вернуть патриархат без возврата к аграрной экономике бессмысленны.
Второе. Женщины — ключевые агенты демографических изменений. Они первыми реагируют на новые возможности и первыми требуют перемен. Любая демографическая политика, игнорирующая интересы женщин, обречена на провал.
Третье. Форсированные переходы опасны. Европа прошла демографический переход за 100-150 лет. Россия пыталась уложиться в 50. Результат — революция и насильственная перестройка. Современные попытки форсировать возврат к «традициям» могут привести к аналогичным последствиям.
Четвёртое. Контрацептивная культура — необходимое условие демографической стабильности. Запреты не работают. Работает образование, доступность средств, культурная адаптация. Отложенная контрацептивная революция в России — одна из причин нынешнего кризиса.
Пятое. Нуклеарная семья требует институциональной поддержки. Она менее устойчива, чем патриархальная, но более эффективна для современной экономики. Чтобы она работала, нужны ясли, садики, система здравоохранения, социальное жильё, гибкий рынок труда. Без этого нуклеарная модель превращается в ловушку бедности.
Следующая часть цикла: Ранний СССР — как большевики пытались уничтожить семью, почему отступили и что построили вместо неё.
Загрузка...
Загрузка...
Собственно, как я ранее и описывал сразу после эскалации: политика вокруг СНГ — это «дипломатия царей».
Текущие разногласия никуда не делись, но стратегическое взаимодействие продолжается. Россия и Азербайджан — соседи с четким контуром сосуществования. Обязательствами, если хотите. Взаимными.
При этом важный момент, что против России Азербайджан (или любая другая постсоветская страна) может идти только в качестве «тарана» чужих интересов. Отсутствие субъективности и «торговля» интересами — это вынужденная необходимость «малых государств».
Господин Алиев как раз весьма мудрый политик, который умеет сидеть на нескольких стульях. Верно оценивая, что в этой позиции выживать куда проще (и прибыльней), чем… ну, вы поняли. Только один путь и только один враг. Всё на карту чужих интересов. Не будем показывать пальцем.
Азербайджан выбирает путь сотрудничества и с теми, и с теми, и с этими. И это поддерживается Кремлем. Вполне разумно, что с нашей стороны нет эскалации. Как ни странно прозвучит, но, прочертили красные линии и все всё поняли.
Работаем дальше. Сосуществуем.
Текущие разногласия никуда не делись, но стратегическое взаимодействие продолжается. Россия и Азербайджан — соседи с четким контуром сосуществования. Обязательствами, если хотите. Взаимными.
При этом важный момент, что против России Азербайджан (или любая другая постсоветская страна) может идти только в качестве «тарана» чужих интересов. Отсутствие субъективности и «торговля» интересами — это вынужденная необходимость «малых государств».
Господин Алиев как раз весьма мудрый политик, который умеет сидеть на нескольких стульях. Верно оценивая, что в этой позиции выживать куда проще (и прибыльней), чем… ну, вы поняли. Только один путь и только один враг. Всё на карту чужих интересов. Не будем показывать пальцем.
Азербайджан выбирает путь сотрудничества и с теми, и с теми, и с этими. И это поддерживается Кремлем. Вполне разумно, что с нашей стороны нет эскалации. Как ни странно прозвучит, но, прочертили красные линии и все всё поняли.
Работаем дальше. Сосуществуем.
Загрузка...
Убирая самозанятость — мы убираем компромисс. Между госконтролем и реальным бизнесом. Режим самозанятого позволял «мелкому» работать в белую. Не уходить в тень, а оставаться видимым для контроля. А при укрупнении до ИП — имел положительный опыт сотрудничества с государством.
За шесть лет легализовались 8.5 миллионов человек и это принесло бюджету 110 млрд рублей. Но главное, что работала эта прозрачность в малом секторе.
Жесткий контроль должен быть. Факт. Но не за швеей и кондитером, которые работают на заказ. Не за сантехником и мастером обувщиком. Злоупотребляют сейчас крупные компании, которые выводят целые отделы за штат.
А срезать предлагают всех. Не крупняк, который на виду и можно наказывать точечно, а одним махом всю систему.
Реформа нужна, но не кувалдой, а отдельными изменениями.
Если критически важно не допустить, чтобы компании выводили сотрудников в режим самозанятости, то нужен запрет на перевод бывших сотрудников в статус самозанятых. Т.е. запретить заключать контракты с бывшим сотрудником в статусе самозанятого. Скажем на полгода запрет. Плюс лимиты по доходам самозанятого по работе с юрлицами. Если уж проблема настолько масштабная, то вот решение. Мы защищаем «мелкую» самозанятость и не даем возможность теневого найма для крупняка.
Я бы еще докрутил самозанятым порог дохода до уровня среднегодовой по региону. Опять же убираем возможность работы «по-крупному», но даем дышать ремесленнику и микробизнесу.
Очевидно, что нужен «соцпакет» для тех, кто остается в статусе самозанятого при ожидаемом повышении налоговой базы. Пенсионные баллы, скидки по ОМС. Может еще вычет или кэшбек за итоговую уплату налогов и взносов.
Честно с народом — они честно в ответ. А если всех кувалдой и под контроль, то и они в ответ в тень.
За шесть лет легализовались 8.5 миллионов человек и это принесло бюджету 110 млрд рублей. Но главное, что работала эта прозрачность в малом секторе.
Жесткий контроль должен быть. Факт. Но не за швеей и кондитером, которые работают на заказ. Не за сантехником и мастером обувщиком. Злоупотребляют сейчас крупные компании, которые выводят целые отделы за штат.
А срезать предлагают всех. Не крупняк, который на виду и можно наказывать точечно, а одним махом всю систему.
Реформа нужна, но не кувалдой, а отдельными изменениями.
Если критически важно не допустить, чтобы компании выводили сотрудников в режим самозанятости, то нужен запрет на перевод бывших сотрудников в статус самозанятых. Т.е. запретить заключать контракты с бывшим сотрудником в статусе самозанятого. Скажем на полгода запрет. Плюс лимиты по доходам самозанятого по работе с юрлицами. Если уж проблема настолько масштабная, то вот решение. Мы защищаем «мелкую» самозанятость и не даем возможность теневого найма для крупняка.
Я бы еще докрутил самозанятым порог дохода до уровня среднегодовой по региону. Опять же убираем возможность работы «по-крупному», но даем дышать ремесленнику и микробизнесу.
Очевидно, что нужен «соцпакет» для тех, кто остается в статусе самозанятого при ожидаемом повышении налоговой базы. Пенсионные баллы, скидки по ОМС. Может еще вычет или кэшбек за итоговую уплату налогов и взносов.
Честно с народом — они честно в ответ. А если всех кувалдой и под контроль, то и они в ответ в тень.
Загрузка...
Максим Орешкин вчера на форуме на Открытом диалоге «Новая экономика: конкуренция за позитивное развитие» заявил, что конкурентная борьба сместилась в сферу имиджа и впечатлений. Маржа, мол, теперь не в производстве, а в том, как потребитель воспринимает продукт. Звучит логично — именно так работали Apple, Nike, Starbucks последние двадцать лет. Вот примерно настолько Максим Станиславович и отстает в своей оценке.
Поясняю.
Пандемия и санкции изменили потребительское поведение. Когда с наших полок исчезли привычные бренды, россияне обнаружили простую вещь: китайский ноунейм с Wildberries часто не уступает разрекламированной марке. Переплата за логотип перестала казаться оправданной. Инфляция и кризис уровня жизни (причем повсеместный) довершили дело — средний класс вернулся к рациональному выбору по формуле «цена-качество». Это тренд в Европе, в Британии, в США, Новая экономика — экономна.
Это не означает, что впечатления умерли. Они просто стратифицировались. В премиум-сегменте эмоциональная привязка к бренду всё еще работает. Но в массовом рынке, который 80% потребителей, побеждает тот, кто предложит надежный продукт по разумной цене с быстрой доставкой.
Три ключевых качества продукта: надежность, адекватность цены и логистика.
В этом смысле, у российского продукта есть «поле деятельности». Нашим товарам было сложно конкурировать и выходить на рынок в прошлую эпоху впечатлений. Где большое значение имела имиджевая составляющая и та самая добавочная стоимость через ощущения. Красивая упаковка, особый опыт (почти ритуал) потребления.
Сейчас этого нет. На это нет денег. И у российского потребителя, и у зарубежного.
Поэтому, российский продукт может занять свою нишу. Конкурировать.
Что нужно сделать?
(1) Инвестировать в реальное качество, а не только в упаковку. Потребитель стал опытнее. То самое впечатление и красивая история без подтверждения продуктом больше не работает.
(2) Государству нужно развивать локальные производства, где конкуренция идет на технологиях и логистике. Тот же китайский опыт показывает: сначала создаем надежный товар, потом надстраиваем бренд.
(3) Тональность диалога с потребителем должна быть честной и даже скучной. Эпоха глянцевых обещаний закончилась. Люди ценят прозрачность: из чего сделано, сколько стоит, почему именно столько стоит. Лишний информационный шум не работает. Слишком немассовое общество. Оценка товара идет сразу всюду, а не контролируемая «эмоция» из одного утюга по рекламной стратегии.
Экономика впечатлений была прорывом двадцать лет назад. Сегодня прорыв в возвращении доверия через реальное качество. Только после этого можно снова говорить об имидже. То, о чем говорит господин заместитель руководителя Администрации Президента — это борьба за восприятие продукта, которого по сути нет. Презентация без продажи.
Россия как раз может выстрелить продуктом без презентации. Простым и понятным качеством.
Поясняю.
Пандемия и санкции изменили потребительское поведение. Когда с наших полок исчезли привычные бренды, россияне обнаружили простую вещь: китайский ноунейм с Wildberries часто не уступает разрекламированной марке. Переплата за логотип перестала казаться оправданной. Инфляция и кризис уровня жизни (причем повсеместный) довершили дело — средний класс вернулся к рациональному выбору по формуле «цена-качество». Это тренд в Европе, в Британии, в США, Новая экономика — экономна.
Это не означает, что впечатления умерли. Они просто стратифицировались. В премиум-сегменте эмоциональная привязка к бренду всё еще работает. Но в массовом рынке, который 80% потребителей, побеждает тот, кто предложит надежный продукт по разумной цене с быстрой доставкой.
Три ключевых качества продукта: надежность, адекватность цены и логистика.
В этом смысле, у российского продукта есть «поле деятельности». Нашим товарам было сложно конкурировать и выходить на рынок в прошлую эпоху впечатлений. Где большое значение имела имиджевая составляющая и та самая добавочная стоимость через ощущения. Красивая упаковка, особый опыт (почти ритуал) потребления.
Сейчас этого нет. На это нет денег. И у российского потребителя, и у зарубежного.
Поэтому, российский продукт может занять свою нишу. Конкурировать.
Что нужно сделать?
(1) Инвестировать в реальное качество, а не только в упаковку. Потребитель стал опытнее. То самое впечатление и красивая история без подтверждения продуктом больше не работает.
(2) Государству нужно развивать локальные производства, где конкуренция идет на технологиях и логистике. Тот же китайский опыт показывает: сначала создаем надежный товар, потом надстраиваем бренд.
(3) Тональность диалога с потребителем должна быть честной и даже скучной. Эпоха глянцевых обещаний закончилась. Люди ценят прозрачность: из чего сделано, сколько стоит, почему именно столько стоит. Лишний информационный шум не работает. Слишком немассовое общество. Оценка товара идет сразу всюду, а не контролируемая «эмоция» из одного утюга по рекламной стратегии.
Экономика впечатлений была прорывом двадцать лет назад. Сегодня прорыв в возвращении доверия через реальное качество. Только после этого можно снова говорить об имидже. То, о чем говорит господин заместитель руководителя Администрации Президента — это борьба за восприятие продукта, которого по сути нет. Презентация без продажи.
Россия как раз может выстрелить продуктом без презентации. Простым и понятным качеством.
Загрузка...
Продолжаем цикл: Демография как национальная стратегия
II — Патриархальная семья: почему традиционная модель была эффективной и почему она мертва
(1) #демография
Когда речь заходит о «традиционных ценностях», обычно имеется в виду некий идеализированный образ: большая крепкая семья, много детей, чёткие роли, стабильность, преемственность поколений. Предполагается, что возврат к этой модели решит демографические проблемы.
Проблема в том, что реальная традиционная семья имела мало общего с этим образом. И главное — она была эффективна только в строго определённых экономических и социальных условиях, которых больше не существует.
Чтобы понять, почему попытки реанимировать патриархальную модель обречены на провал, необходимо разобраться, как она на самом деле работала.
Демографическая иллюзия: нас было много, но… ненадолго
Перепись 1897 года: почти 130 миллионов человек в Российской империи. Впечатляющая цифра — почти в два раза больше, чем в США (76 млн), и значительно больше, чем в Германии (60 млн).
Но абсолютные числа вводят в заблуждение.
Ключевые показатели:
— Из 100 родившихся мальчиков до года доживали 70, до 20 лет — 49, до 50 лет — 36.
— У девочек: 74 до года, 53 до 20 лет, 39 до 50 лет.
— Средняя продолжительность жизни: мужчины — 31 год, женщины — 33 года.
— Коэффициент младенческой смертности: 261 на 1000 (в США — 124).
То есть 130 миллионов на бумаге — это по возрастной структуре огромная доля детей и подростков, половина из которых не доживёт до взрослого возраста. Взрослого работоспособного населения было значительно меньше, чем кажется по общей численности.
Высокая рождаемость как компенсаторный механизм
На одну женщину в конце XIX века приходилось более 7 рождений. Для женщин в браке — 9. Рождаемость — 50 на 1000 человек населения. Это не признак благополучия. Это вынужденная стратегия выживания в условиях чудовищной смертности.
Многорождаемость не приводила к многодетности. Из девятерых рождённых до совершеннолетия доживали трое-четверо. Семья рожала много не потому, что хотела большую семью, а потому, что иначе род просто прервётся.
Две причины вынужденной высокой рождаемости:
— Отсутствие контрацепции. Каждый половой акт нёс риск беременности. Контрацептивная культура начала формироваться на Западе с середины XIX века, у нас — значительно позже.
— Ранние браки. 14-18 лет. Это механизм контроля рождаемости, только наоборот: чем раньше вступить в брак, тем длиннее репродуктивный период.
Назвать такую рождаемость «эффективной» невозможно. Это была демографическая катастрофа, которую пытались компенсировать количеством попыток.
Семья как производственная единица
Патриархальная семья — это не про любовь, привязанность или воспитание. Это экономическая ячейка, микропредприятие по производству товаров и продовольствия.
Аграрное общество = натуральное хозяйство. Что семья произвела своими руками — на то и живёт. Отсюда вся структура семьи:
Единоначалие. Патриарх как директор производства. Абсолютная власть, жёсткий контроль всех процессов. Не из садизма (за что бывает критикуют патриархат), а из необходимости поддерживать эффективность в условиях постоянной борьбы за выживание.
Жёсткое распределение ролей. Каждый член семьи выполняет строго определённую функцию. Взаимозаменяемость важнее индивидуальности. Если кто-то заболел или умер — его роль должен занять другой без остановки производства.
Широкая структура (3+ поколения). Не из любви к бабушкам, а из экономической целесообразности. Большая семья устойчивее к рискам: овдовения, осиротения, инвалидности, болезней, войн, голода. Кто-то из 10-12 членов выживет и сможет прокормить остальных.
Устойчивость ролей и статусов. Никакие личные желания не влияют на распределение функций. Женщина — хозяйка и мать. Мужчина — работник в поле. Младший сын — подчинённый. И так до конца жизни. Стабильность важнее самореализации.
Цена выживания: отсутствие суверенности
Главный недостаток патриархальной модели — полная зависимость всех членов семьи от главы и от общины. + Экономическая зависимость. Ни землёй, ни хозяйством семья часто не владела. Община решала, кто что получает. Личного бюджета не существовало. + Социальная зависимость. Община контролировала браки, разделение имущества, разрешение конфликтов. Выйти за пределы общинного порядка означало маргинализацию. + Физическая зависимость. Полурабское положение женщин и младших членов семьи.
Дети как утилитарный ресурс
Современное представление о детстве это продукт XX века. В патриархальной семье ребёнок воспринимался как мелкая рабочая сила, которая, если доживёт, станет основной.
Никакого особого ухода, воспитания, родительской привязанности не было. Родился — подвесили люльку в углу избы, кто свободен — покачнёт. Есть молоко у матери — покормит. Нет — найдут кормилицу или обойдутся как-нибудь.
Лев Толстой, «Воскресение»:
«Незамужняя женщина рожала каждый год и, как это обычно делается по деревням, ребёнка крестили, и потом мать не кормила нежеланнō появившегося, не нужного и мешавшего работе ребёнка, и он скоро умирал от голода».
Вересаев, «Лизар» (врачебные записки, конец XIX века):
«Прежде, барин мой жалобный, лучше было. Жили смирно, бога помнили, а господь-батюшка заботился о людях, назначал всему меру. Война объявится, а либо голод, — и почистит народ. Бобушки придут, — что народу поклюют! Сокращал господь человека, жалел народ… Дай, господи, скотинку с приплодом, а деток с приморцем».
Это не жестокость. Это адаптация к реальности. С такой смертностью невозможно эмоционально привязываться к каждому ребёнку — это прямой путь к психологическому краху. Отстранение было механизмом психологической защиты.
Почему это работало
В условиях аграрной экономики и высокой смертности патриархальная семья была единственной жизнеспособной моделью.
Малая семья (муж + жена + дети) не выживала. Слишком высокие риски: болезнь, смерть кормильца, неурожай и всё — семья обречена. Только широкая структура с взаимозаменяемостью обеспечивала устойчивость.
Индивидуализм был роскошью, которую нельзя было себе позволить. Выбор партнёра по любви? А если он умрёт через год? Отказ от работы в поле ради воспитания ребёнка? А кто тогда будет кормить семью?
Жёсткость конструкции была оборотной стороной эффективности. Да, это было тяжело. Да, это ограничивало свободу. Но это позволяло выживать.
Сословная структура: Россия — страна крестьян
Важный момент: мы говорим о крестьянстве не из академического интереса, а потому что это и есть Россия. Наша настоящая традиция — крестьянская.
Перепись 1897 года:
— Дворяне — около 1%
— Купцы — 0,6%
— Мещане (городские обыватели) — 10,6%
— Крестьяне — 84,1% (в Европейской России).
Из 1000 человек — 841 крестьянин. Дворянская, купеческая, интеллигентская культура — это тонкая плёнка на поверхности. Фундамент — патриархальная крестьянская община.
Мы в третьем-четвёртом поколении — выходцы из деревень. Наши бабушки и прабабушки выросли в этих самых широких семьях по 10-12 человек. Эта надстройка до сих пор в нас. Представления о «правильной» семье, о ролях мужчины и женщины, о долге перед родителями — это оттуда.
Игнорировать это — значит не понимать, откуда берутся наши культурные установки и почему они входят в противоречие с современной реальностью.
Так почему эта модель умерла
Патриархальная семья была эффективна до тех пор, пока сохранялись условия, её породившие: аграрная экономика, натуральное хозяйство, высокая смертность, отсутствие медицины и контрацепции. Как только эти условия изменились — модель перестала работать.
Индустриализация дала малой семье возможность экономической независимости. Работа на заводе за зарплату означала, что не нужно жить в общине, чтобы выжить.
Урбанизация разрушила общинные структуры. В городе нет патриархальной надстройки, нет контроля старших поколений, нет земли и натурального хозяйства.
Развитие медицины снизило смертность. Больше не нужно рожать девятерых, чтобы трое выжили. Достаточно двух-трёх.
Появление контрацепции дало контроль над рождаемостью. Секс перестал автоматически означать беременность.
Рост образования и рынка труда открыл женщинам и младшим поколениям альтернативы. Зачем терпеть зависимость, если можно уйти в город, получить профессию, содержать себя?
Недостатки патриархальной модели — отсутствие свободы, контроль, зависимость — начали перевешивать преимущества. Широкая семья начала распадаться. Этот процесс был необратим.
Выводы для демографической политики
Первое. Патриархальная модель неприменима в постиндустриальном обществе. Попытки её реанимировать — это не возвращение к традициям, а регресс в доиндустриальное состояние. Невозможно иметь современную экономику, высокий уровень образования, массовую урбанизацию и при этом патриархальную семью. Эти вещи несовместимы.
Второе. Высокая рождаемость в традиционных обществах была вынужденной, а не добровольной. Она не может служить образцом, потому что компенсировала высокую смертность. С падением смертности такая рождаемость становится избыточной и неэффективной.
Третье. Жёсткие гендерные роли и контроль были производными от экономической структуры, а не от «традиционных ценностей». Когда экономика изменилась, эти роли утратили функциональность. Попытки искусственно их поддерживать создают конфликт между культурными установками и экономической реальностью.
Четвёртое. Устойчивость патриархальной семьи держалась на отсутствии альтернатив. Как только альтернативы появились — модель рухнула. Это означает, что люди терпели не потому, что им нравилось, а потому, что иначе было не выжить.
Пятое. Крестьянская надстройка — это наш культурный фундамент. Её влияние ощущается до сих пор в виде стереотипов и ожиданий. Но опираться на неё в построении современной демографической политики — ошибка. Нужно понимать, откуда эти установки взялись, чтобы осознанно точечно от них отказываться там, где они не работают.
В следующей части цикла: От крестьянской реформы 1861 до революции 1917 — как индустриализация разрушила традиционную семью и почему этот процесс был неизбежен.
II — Патриархальная семья: почему традиционная модель была эффективной и почему она мертва
(1) #демография
Когда речь заходит о «традиционных ценностях», обычно имеется в виду некий идеализированный образ: большая крепкая семья, много детей, чёткие роли, стабильность, преемственность поколений. Предполагается, что возврат к этой модели решит демографические проблемы.
Проблема в том, что реальная традиционная семья имела мало общего с этим образом. И главное — она была эффективна только в строго определённых экономических и социальных условиях, которых больше не существует.
Чтобы понять, почему попытки реанимировать патриархальную модель обречены на провал, необходимо разобраться, как она на самом деле работала.
Демографическая иллюзия: нас было много, но… ненадолго
Перепись 1897 года: почти 130 миллионов человек в Российской империи. Впечатляющая цифра — почти в два раза больше, чем в США (76 млн), и значительно больше, чем в Германии (60 млн).
Но абсолютные числа вводят в заблуждение.
Ключевые показатели:
— Из 100 родившихся мальчиков до года доживали 70, до 20 лет — 49, до 50 лет — 36.
— У девочек: 74 до года, 53 до 20 лет, 39 до 50 лет.
— Средняя продолжительность жизни: мужчины — 31 год, женщины — 33 года.
— Коэффициент младенческой смертности: 261 на 1000 (в США — 124).
То есть 130 миллионов на бумаге — это по возрастной структуре огромная доля детей и подростков, половина из которых не доживёт до взрослого возраста. Взрослого работоспособного населения было значительно меньше, чем кажется по общей численности.
Высокая рождаемость как компенсаторный механизм
На одну женщину в конце XIX века приходилось более 7 рождений. Для женщин в браке — 9. Рождаемость — 50 на 1000 человек населения. Это не признак благополучия. Это вынужденная стратегия выживания в условиях чудовищной смертности.
Многорождаемость не приводила к многодетности. Из девятерых рождённых до совершеннолетия доживали трое-четверо. Семья рожала много не потому, что хотела большую семью, а потому, что иначе род просто прервётся.
Две причины вынужденной высокой рождаемости:
— Отсутствие контрацепции. Каждый половой акт нёс риск беременности. Контрацептивная культура начала формироваться на Западе с середины XIX века, у нас — значительно позже.
— Ранние браки. 14-18 лет. Это механизм контроля рождаемости, только наоборот: чем раньше вступить в брак, тем длиннее репродуктивный период.
Назвать такую рождаемость «эффективной» невозможно. Это была демографическая катастрофа, которую пытались компенсировать количеством попыток.
Семья как производственная единица
Патриархальная семья — это не про любовь, привязанность или воспитание. Это экономическая ячейка, микропредприятие по производству товаров и продовольствия.
Аграрное общество = натуральное хозяйство. Что семья произвела своими руками — на то и живёт. Отсюда вся структура семьи:
Единоначалие. Патриарх как директор производства. Абсолютная власть, жёсткий контроль всех процессов. Не из садизма (за что бывает критикуют патриархат), а из необходимости поддерживать эффективность в условиях постоянной борьбы за выживание.
Жёсткое распределение ролей. Каждый член семьи выполняет строго определённую функцию. Взаимозаменяемость важнее индивидуальности. Если кто-то заболел или умер — его роль должен занять другой без остановки производства.
Широкая структура (3+ поколения). Не из любви к бабушкам, а из экономической целесообразности. Большая семья устойчивее к рискам: овдовения, осиротения, инвалидности, болезней, войн, голода. Кто-то из 10-12 членов выживет и сможет прокормить остальных.
Устойчивость ролей и статусов. Никакие личные желания не влияют на распределение функций. Женщина — хозяйка и мать. Мужчина — работник в поле. Младший сын — подчинённый. И так до конца жизни. Стабильность важнее самореализации.
Цена выживания: отсутствие суверенности
Главный недостаток патриархальной модели — полная зависимость всех членов семьи от главы и от общины. + Экономическая зависимость. Ни землёй, ни хозяйством семья часто не владела. Община решала, кто что получает. Личного бюджета не существовало. + Социальная зависимость. Община контролировала браки, разделение имущества, разрешение конфликтов. Выйти за пределы общинного порядка означало маргинализацию. + Физическая зависимость. Полурабское положение женщин и младших членов семьи.
Дети как утилитарный ресурс
Современное представление о детстве это продукт XX века. В патриархальной семье ребёнок воспринимался как мелкая рабочая сила, которая, если доживёт, станет основной.
Никакого особого ухода, воспитания, родительской привязанности не было. Родился — подвесили люльку в углу избы, кто свободен — покачнёт. Есть молоко у матери — покормит. Нет — найдут кормилицу или обойдутся как-нибудь.
Лев Толстой, «Воскресение»:
«Незамужняя женщина рожала каждый год и, как это обычно делается по деревням, ребёнка крестили, и потом мать не кормила нежеланнō появившегося, не нужного и мешавшего работе ребёнка, и он скоро умирал от голода».
Вересаев, «Лизар» (врачебные записки, конец XIX века):
«Прежде, барин мой жалобный, лучше было. Жили смирно, бога помнили, а господь-батюшка заботился о людях, назначал всему меру. Война объявится, а либо голод, — и почистит народ. Бобушки придут, — что народу поклюют! Сокращал господь человека, жалел народ… Дай, господи, скотинку с приплодом, а деток с приморцем».
Это не жестокость. Это адаптация к реальности. С такой смертностью невозможно эмоционально привязываться к каждому ребёнку — это прямой путь к психологическому краху. Отстранение было механизмом психологической защиты.
Почему это работало
В условиях аграрной экономики и высокой смертности патриархальная семья была единственной жизнеспособной моделью.
Малая семья (муж + жена + дети) не выживала. Слишком высокие риски: болезнь, смерть кормильца, неурожай и всё — семья обречена. Только широкая структура с взаимозаменяемостью обеспечивала устойчивость.
Индивидуализм был роскошью, которую нельзя было себе позволить. Выбор партнёра по любви? А если он умрёт через год? Отказ от работы в поле ради воспитания ребёнка? А кто тогда будет кормить семью?
Жёсткость конструкции была оборотной стороной эффективности. Да, это было тяжело. Да, это ограничивало свободу. Но это позволяло выживать.
Сословная структура: Россия — страна крестьян
Важный момент: мы говорим о крестьянстве не из академического интереса, а потому что это и есть Россия. Наша настоящая традиция — крестьянская.
Перепись 1897 года:
— Дворяне — около 1%
— Купцы — 0,6%
— Мещане (городские обыватели) — 10,6%
— Крестьяне — 84,1% (в Европейской России).
Из 1000 человек — 841 крестьянин. Дворянская, купеческая, интеллигентская культура — это тонкая плёнка на поверхности. Фундамент — патриархальная крестьянская община.
Мы в третьем-четвёртом поколении — выходцы из деревень. Наши бабушки и прабабушки выросли в этих самых широких семьях по 10-12 человек. Эта надстройка до сих пор в нас. Представления о «правильной» семье, о ролях мужчины и женщины, о долге перед родителями — это оттуда.
Игнорировать это — значит не понимать, откуда берутся наши культурные установки и почему они входят в противоречие с современной реальностью.
Так почему эта модель умерла
Патриархальная семья была эффективна до тех пор, пока сохранялись условия, её породившие: аграрная экономика, натуральное хозяйство, высокая смертность, отсутствие медицины и контрацепции. Как только эти условия изменились — модель перестала работать.
Индустриализация дала малой семье возможность экономической независимости. Работа на заводе за зарплату означала, что не нужно жить в общине, чтобы выжить.
Урбанизация разрушила общинные структуры. В городе нет патриархальной надстройки, нет контроля старших поколений, нет земли и натурального хозяйства.
Развитие медицины снизило смертность. Больше не нужно рожать девятерых, чтобы трое выжили. Достаточно двух-трёх.
Появление контрацепции дало контроль над рождаемостью. Секс перестал автоматически означать беременность.
Рост образования и рынка труда открыл женщинам и младшим поколениям альтернативы. Зачем терпеть зависимость, если можно уйти в город, получить профессию, содержать себя?
Недостатки патриархальной модели — отсутствие свободы, контроль, зависимость — начали перевешивать преимущества. Широкая семья начала распадаться. Этот процесс был необратим.
Выводы для демографической политики
Первое. Патриархальная модель неприменима в постиндустриальном обществе. Попытки её реанимировать — это не возвращение к традициям, а регресс в доиндустриальное состояние. Невозможно иметь современную экономику, высокий уровень образования, массовую урбанизацию и при этом патриархальную семью. Эти вещи несовместимы.
Второе. Высокая рождаемость в традиционных обществах была вынужденной, а не добровольной. Она не может служить образцом, потому что компенсировала высокую смертность. С падением смертности такая рождаемость становится избыточной и неэффективной.
Третье. Жёсткие гендерные роли и контроль были производными от экономической структуры, а не от «традиционных ценностей». Когда экономика изменилась, эти роли утратили функциональность. Попытки искусственно их поддерживать создают конфликт между культурными установками и экономической реальностью.
Четвёртое. Устойчивость патриархальной семьи держалась на отсутствии альтернатив. Как только альтернативы появились — модель рухнула. Это означает, что люди терпели не потому, что им нравилось, а потому, что иначе было не выжить.
Пятое. Крестьянская надстройка — это наш культурный фундамент. Её влияние ощущается до сих пор в виде стереотипов и ожиданий. Но опираться на неё в построении современной демографической политики — ошибка. Нужно понимать, откуда эти установки взялись, чтобы осознанно точечно от них отказываться там, где они не работают.
В следующей части цикла: От крестьянской реформы 1861 до революции 1917 — как индустриализация разрушила традиционную семью и почему этот процесс был неизбежен.
Загрузка...
Загрузка...
НОСТРОЙ поддержал идею выдачи льготной ипотеки молодым семьям без детей под обязательства на определенный срок по рождению ребенка. Об этом ТАСС рассказал президент объединения Глушков.
Как вы знаете, я не самый большой поклонник льготных ипотек. Мне кажется, что ипотека должна быть рыночной для всех. А государство должно помогать семьям с детьми «вырезая» тело кредита. Т.е. прямые выплаты в тело ипотеки при рождении первого. Чуть большие за второго. Еще большие за третьего. Берешь квартиру за 10 млн и за трех детей государство последовательно убирает тебе до трети тела кредита. А маткапитал — это про другое. Про образование и «человеческий капитал».
Понимаете, льготная — это ведь не значит «бесплатная». Это значит, что мы все платим налоги за обслуживание этой льготы. И семьи, которая берет льготную ипотеку платит их также. Эти повышения НДС до 22% — это в том числе, чтобы покрывать выплаты по «льготными ипотекам».
Выгода тут только у застройщика, который и продолжает давить, что им нужно больше ипотек. Чтобы еще больше жить в рыночном пузыре, который обеспечивается за счет… государства, которое обеспечивает его за счет нас. Ну, вы поняли.
Мы просто содержим всех этих застройщиков и их сверхприбыли. Да-да, они молодцы и дают рабочие места (мигрантам). Да-да, они молодцы и скупают по цепочке бетон, металл и так далее. Да, они в эту цепочку сверхприбыли добавляются еще и владельцев заводов, комбинатов и так далее. Молодцы. Гордость страны.
Всё то, что по факту приватизации — частное и прибыль в один карман, но «народное богатство и сила России».
В общем, дефицитный бюджет и экономия — это в том числе и перестройка этой экосистемы сверхприбыли. Застройщики должны оптимизировать расходы и закладывать реальные доходы. Скромные на ближайшие годы. Тоже самое по цепочке к «народному достоянию». Не получится обогатиться на десятки и сотни миллиардов в ближайшее время. Всего по миллиарду заработаете.
Время тучного роста — закончилось. В том числе и по причине неэффективного расходования средств и излишнего личного обогащения. Надо жить в реальной экономике РФ, а не перекладывать проблемы на будущие поколения.
Как вы знаете, я не самый большой поклонник льготных ипотек. Мне кажется, что ипотека должна быть рыночной для всех. А государство должно помогать семьям с детьми «вырезая» тело кредита. Т.е. прямые выплаты в тело ипотеки при рождении первого. Чуть большие за второго. Еще большие за третьего. Берешь квартиру за 10 млн и за трех детей государство последовательно убирает тебе до трети тела кредита. А маткапитал — это про другое. Про образование и «человеческий капитал».
Понимаете, льготная — это ведь не значит «бесплатная». Это значит, что мы все платим налоги за обслуживание этой льготы. И семьи, которая берет льготную ипотеку платит их также. Эти повышения НДС до 22% — это в том числе, чтобы покрывать выплаты по «льготными ипотекам».
Выгода тут только у застройщика, который и продолжает давить, что им нужно больше ипотек. Чтобы еще больше жить в рыночном пузыре, который обеспечивается за счет… государства, которое обеспечивает его за счет нас. Ну, вы поняли.
Мы просто содержим всех этих застройщиков и их сверхприбыли. Да-да, они молодцы и дают рабочие места (мигрантам). Да-да, они молодцы и скупают по цепочке бетон, металл и так далее. Да, они в эту цепочку сверхприбыли добавляются еще и владельцев заводов, комбинатов и так далее. Молодцы. Гордость страны.
Всё то, что по факту приватизации — частное и прибыль в один карман, но «народное богатство и сила России».
В общем, дефицитный бюджет и экономия — это в том числе и перестройка этой экосистемы сверхприбыли. Застройщики должны оптимизировать расходы и закладывать реальные доходы. Скромные на ближайшие годы. Тоже самое по цепочке к «народному достоянию». Не получится обогатиться на десятки и сотни миллиардов в ближайшее время. Всего по миллиарду заработаете.
Время тучного роста — закончилось. В том числе и по причине неэффективного расходования средств и излишнего личного обогащения. Надо жить в реальной экономике РФ, а не перекладывать проблемы на будущие поколения.
Загрузка...
Зумеры массово отказываются от секса ради экономии, заявили российские психологи. Молодёжи не хочется брать ответственность, нравится иметь собственный бюджет, а ещё хочется как можно реже выходить из дома и встречаться с кем-то, это просто дорого, объяснила Елизавета Куликова из Пироговского университета.
По несколько другому поводу у меня уже было пояснение, почему это происходит. И дело тут не в том, что «не хочется брать ответственность». Как если бы, какому-то другому поколению молодежи вдруг хотелось её брать. Всё-таки это одна их базовых характеристик подросткового периода.
Нет, всё дело в социальных связях. Деградации офлайн-социализации. И деньги тут тоже не причем. Их экономят, но для того, чтобы тратить больше онлайн. Там не бесплатно всё, ага.
Поясню, без сарказма.
Z-поколение выросло в условиях, когда ключевые площадки для формирования навыков межличностного взаимодействия, такие как дворовые сообщества, массовые офлайн-мероприятия, вроде дискотек, спонтанные встречи в парках и просто на улицах — были вытеснены цифровыми коммуникациями.
А онлайн-среда не компенсирует отсутствие физического контакта в критически важный период социального обучения. Discord, групповые чаты и видеозвонки формируют иллюзию полноценного общения, предоставляя при этом инструменты контроля — возможность прервать диалог, отредактировать текст, избежать прямого эмоционального контакта.
Результат: у нас сформировалось поколение с ограниченным опытом чтения невербальных сигналов, управления живым диалогом и адаптацией к социальным рискам. А интимные отношения требуют именно этих компетенций — способности инициировать контакт в реальности, интерпретировать косвенные сигналы, справляться с отказом без возможности «выйти из чатика».
Даже цифровые инструменты знакомств не решают проблему. Приложения-агрегаторы создают видимость широкого выбора, но на практике лишь усиливают паралич действия: бесконечная переписка редко трансформируется во встречи.
Еще раз вопрос не в финансовой осторожности молодёжи или её инфантилизме. Вопрос в системном провале социальной инфраструктуры, произошедшем за последние 15 лет (с усилением в ковид). Общественные пространства для неформального взаимодействия были ликвидированы или коммерциализированы, а цифровая альтернатива оказалась неполноценной заменой.
Пока наши уважаемые эксперты ищут объяснения в категориях личной ответственности и личных бюджетов, они упускают структурную проблему: целое поколение лишено среды для органичного развития социальных навыков, необходимых для построения отношений любого уровня сложности.
По сути, это государственная проблема. Нам нужно развивать студклубы, малые классы (репетиционные и прочие), спортивные лиги и комьюнити, локализировать в офлайне общественное пространство района. Сложный и долгий путь. Затратный.
Думать об этом нужно было сразу после ковида. Но у нас были другие дела. Да и эксперты у нас: «это дорого — выходить из дома». Виноват Чубайс, я надеюсь.
По несколько другому поводу у меня уже было пояснение, почему это происходит. И дело тут не в том, что «не хочется брать ответственность». Как если бы, какому-то другому поколению молодежи вдруг хотелось её брать. Всё-таки это одна их базовых характеристик подросткового периода.
Нет, всё дело в социальных связях. Деградации офлайн-социализации. И деньги тут тоже не причем. Их экономят, но для того, чтобы тратить больше онлайн. Там не бесплатно всё, ага.
Поясню, без сарказма.
Z-поколение выросло в условиях, когда ключевые площадки для формирования навыков межличностного взаимодействия, такие как дворовые сообщества, массовые офлайн-мероприятия, вроде дискотек, спонтанные встречи в парках и просто на улицах — были вытеснены цифровыми коммуникациями.
А онлайн-среда не компенсирует отсутствие физического контакта в критически важный период социального обучения. Discord, групповые чаты и видеозвонки формируют иллюзию полноценного общения, предоставляя при этом инструменты контроля — возможность прервать диалог, отредактировать текст, избежать прямого эмоционального контакта.
Результат: у нас сформировалось поколение с ограниченным опытом чтения невербальных сигналов, управления живым диалогом и адаптацией к социальным рискам. А интимные отношения требуют именно этих компетенций — способности инициировать контакт в реальности, интерпретировать косвенные сигналы, справляться с отказом без возможности «выйти из чатика».
Даже цифровые инструменты знакомств не решают проблему. Приложения-агрегаторы создают видимость широкого выбора, но на практике лишь усиливают паралич действия: бесконечная переписка редко трансформируется во встречи.
Еще раз вопрос не в финансовой осторожности молодёжи или её инфантилизме. Вопрос в системном провале социальной инфраструктуры, произошедшем за последние 15 лет (с усилением в ковид). Общественные пространства для неформального взаимодействия были ликвидированы или коммерциализированы, а цифровая альтернатива оказалась неполноценной заменой.
Пока наши уважаемые эксперты ищут объяснения в категориях личной ответственности и личных бюджетов, они упускают структурную проблему: целое поколение лишено среды для органичного развития социальных навыков, необходимых для построения отношений любого уровня сложности.
По сути, это государственная проблема. Нам нужно развивать студклубы, малые классы (репетиционные и прочие), спортивные лиги и комьюнити, локализировать в офлайне общественное пространство района. Сложный и долгий путь. Затратный.
Думать об этом нужно было сразу после ковида. Но у нас были другие дела. Да и эксперты у нас: «это дорого — выходить из дома». Виноват Чубайс, я надеюсь.
Загрузка...
Сегодня начинаю новый цикл: Демография как национальная стратегия
I — Почему без понимания прошлого нет решений для будущего
#демография
Суммарный коэффициент рождаемости в России — 1,4. Для простого воспроизводства населения нужно 2,1. Каждое новое поколение на треть меньше предыдущего. Семь из десяти браков заканчиваются разводом. К 2030 году в трудоспособный возраст войдёт малочисленное поколение 1990-х, что создаст критическую нагрузку на пенсионную систему и экономику.
Это не прогноз — это реальность. Демографический кризис перестал быть абстрактной угрозой. Он здесь с нами. И решения, которые мы принимаем сегодня, определят, какой будет Россия через 20-30 лет.
Ловушка упрощённых решений
Текущая дискуссия о демографии застряла между двумя непродуктивными полюсами.
С одной стороны, алармизм. «Вымирание нации», «конец России», «демографическая катастрофа». Паника, которая не предлагает решений, а только усиливает ощущение безнадёжности.
С другой, призывы «вернуться к традиционным ценностям». Но какие именно традиции имеются в виду?
Россия конца XIX века? Там на одну женщину приходилось 7+ рождений, но из 100 родившихся мальчиков лишь 49 доживали до 20 лет. Высокая рождаемость компенсировала чудовищную смертность — это не модель для воспроизведения, а историческая катастрофа.
Или советская модель? Там демография держалась на запретах: аборты под запретом, развестись практически невозможно, без брака не дают жильё и работу. Как только в 1990-е контроль ослаб, рождаемость рухнула мгновенно.
Упрощённые решения не работают, потому что демография — не про идеологию и не про традиции. Демография — это производная от экономической структуры, социальных институтов, технологического развития и культурных установок.
Россия не уникальна — но наш путь особенный
Все развитые страны проходят через демографический переход: от модели «высокая рождаемость + высокая смертность» к модели «низкая рождаемость + низкая смертность».
Германия, Италия, Япония, Южная Корея, Китай, Индия — везде коэффициент рождаемости подошел или подойдет к 1,2-1,5. Везде браки позже, разводов больше, детей меньше. Это базовый результат индустриализации, урбанизации, роста образования и включения женщин в рынок труда.
Но российская траектория имеет критическую специфику: мы прошли через несколько форсированных трансформаций за короткий период, не успев закрепить устойчивую модель.
От крестьянской патриархальной семьи мы перешли к советской неопатриархальной за 20-30 лет (в Европе этот процесс занял столетие). Затем за одно десятилетие — от советской к постиндустриальной. Каждый переход сопровождался кризисом, разрывом преемственности, утратой работающих механизмов без создания новых.
Результат — три несовместимых культурных надстройки существуют одновременно:
1. Патриархальная (жёсткие гендерные роли, ранние браки, много детей, женщина-хозяйка);
2. Советская (госконтроль, моральный надзор, материнство как долг);
3. Постиндустриальная (личный выбор, карьера, отложенное родительство, разнообразие форм семьи).
Современный человек находится под давлением всех трёх установок одновременно. От старших поколений требуют одно, от государства — другое, от рынка труда — третье. Как следствие: внутренний конфликт, откладывание решений, отказ от деторождения.
Почему необходим исторический анализ
Невозможно разработать эффективную демографическую политику, не понимая механику процессов, которые привели нас в текущую точку.
Каждая историческая модель семьи была ответом на конкретные экономические и социальные условия. Когда условия менялись — модель переставала работать. Попытки механически перенести решения из прошлого в настоящее обречены на провал.
Системный подход требует анализа ключевых периодов:
До крестьянской реформы (до 1861) — патриархальная широкая семья как производственная единица в аграрной экономике. Высокая рождаемость как компенсация высокой смертности.
От реформ до революции (1861-1917) — индустриализация разрушает экономический базис традиционной семьи. Малая семья получает возможность независимости. Женщины и младшие поколения начинают требовать прав.
Ранний СССР (1917-1941) — попытка радикальной перестройки семьи, затем откат к неопатриархату. Формирование модели «семья для государства» с тотальным контролем через запреты и общественный надзор.
Война и послевоенный период (1941-1960) — демографическая яма, максимальная стимуляция рождаемости. Массовое включение женщин в производство при сохранении традиционных требований к материнству.
Поздний СССР (1960-1991) — рост образования и экономической активности женщин. Увеличение стоимости воспитания ребёнка. Возникновение запроса на суверенность семьи при сохранении государственного контроля. Начало структурного кризиса советской модели.
Девяностые — свобода плюс экономический коллапс. Рождаемость рухнула не из-за либерализации, а из-за отсутствия экономической базы для семьи.
Нулевые и экономический рост — временная стабилизация за счёт роста ВВП и общего улучшения уровня жизни. Но структурные противоречия не решены.
Замедление роста и текущий период — возвращение демографического кризиса. Вступление в репродуктивный возраст малочисленного поколения 1990-х. Исчерпание экстенсивных механизмов стимулирования.
Что показывает анализ периодов
Три ключевых вывода:
Первое. Высокая рождаемость в традиционных обществах была вынужденной, а не добровольной. Она компенсировала высокую смертность и отсутствие других механизмов воспроизводства рабочей силы. С падением смертности и ростом стоимости воспитания ребёнка эта модель перестаёт работать.
Второе. Принуждение даёт краткосрочный эффект, но не создаёт устойчивой модели. Советская демографическая политика работала, пока действовали запреты. Как только контроль ослаб — рождаемость обрушилась. Это означает, что люди рожали не потому, что хотели, а потому, что не имели выбора.
Третье. Постиндустриальная экономика требует качественно иного подхода. Массовая многодетность несовместима с высокими вложениями в образование, здоровье и развитие каждого ребёнка. Страны с самым высоким уровнем жизни имеют низкую рождаемость, но при этом демографически устойчивы за счёт качества человеческого капитала.
Задача на будущее
Стабильная демография в XXI веке — это не возвращение к прошлому и не механическое копирование западных моделей. Это создание новой, адаптированной к российским условиям системы, которая учитывает:
• Постиндустриальный характер экономики и высокую стоимость воспитания
• Массовую образованность и экономическую активность женщин
• Урбанизацию и распад традиционных общинных структур
• Разнообразие жизненных стратегий и форм семьи
• Необходимость баланса между индивидуальным выбором и общественным интересом.
Следующие тексты цикла будут посвящены детальному анализу каждого периода с фокусом на практические выводы: какие механизмы работали, какие провалились, и что из исторического опыта применимо к современным вызовам.
Демография — это не вопрос идеологии. Это вопрос национальной стратегии, которая требует трезвого анализа, долгосрочного планирования и политической воли для реализации непопулярных, но необходимых решений.
I — Почему без понимания прошлого нет решений для будущего
#демография
Суммарный коэффициент рождаемости в России — 1,4. Для простого воспроизводства населения нужно 2,1. Каждое новое поколение на треть меньше предыдущего. Семь из десяти браков заканчиваются разводом. К 2030 году в трудоспособный возраст войдёт малочисленное поколение 1990-х, что создаст критическую нагрузку на пенсионную систему и экономику.
Это не прогноз — это реальность. Демографический кризис перестал быть абстрактной угрозой. Он здесь с нами. И решения, которые мы принимаем сегодня, определят, какой будет Россия через 20-30 лет.
Ловушка упрощённых решений
Текущая дискуссия о демографии застряла между двумя непродуктивными полюсами.
С одной стороны, алармизм. «Вымирание нации», «конец России», «демографическая катастрофа». Паника, которая не предлагает решений, а только усиливает ощущение безнадёжности.
С другой, призывы «вернуться к традиционным ценностям». Но какие именно традиции имеются в виду?
Россия конца XIX века? Там на одну женщину приходилось 7+ рождений, но из 100 родившихся мальчиков лишь 49 доживали до 20 лет. Высокая рождаемость компенсировала чудовищную смертность — это не модель для воспроизведения, а историческая катастрофа.
Или советская модель? Там демография держалась на запретах: аборты под запретом, развестись практически невозможно, без брака не дают жильё и работу. Как только в 1990-е контроль ослаб, рождаемость рухнула мгновенно.
Упрощённые решения не работают, потому что демография — не про идеологию и не про традиции. Демография — это производная от экономической структуры, социальных институтов, технологического развития и культурных установок.
Россия не уникальна — но наш путь особенный
Все развитые страны проходят через демографический переход: от модели «высокая рождаемость + высокая смертность» к модели «низкая рождаемость + низкая смертность».
Германия, Италия, Япония, Южная Корея, Китай, Индия — везде коэффициент рождаемости подошел или подойдет к 1,2-1,5. Везде браки позже, разводов больше, детей меньше. Это базовый результат индустриализации, урбанизации, роста образования и включения женщин в рынок труда.
Но российская траектория имеет критическую специфику: мы прошли через несколько форсированных трансформаций за короткий период, не успев закрепить устойчивую модель.
От крестьянской патриархальной семьи мы перешли к советской неопатриархальной за 20-30 лет (в Европе этот процесс занял столетие). Затем за одно десятилетие — от советской к постиндустриальной. Каждый переход сопровождался кризисом, разрывом преемственности, утратой работающих механизмов без создания новых.
Результат — три несовместимых культурных надстройки существуют одновременно:
1. Патриархальная (жёсткие гендерные роли, ранние браки, много детей, женщина-хозяйка);
2. Советская (госконтроль, моральный надзор, материнство как долг);
3. Постиндустриальная (личный выбор, карьера, отложенное родительство, разнообразие форм семьи).
Современный человек находится под давлением всех трёх установок одновременно. От старших поколений требуют одно, от государства — другое, от рынка труда — третье. Как следствие: внутренний конфликт, откладывание решений, отказ от деторождения.
Почему необходим исторический анализ
Невозможно разработать эффективную демографическую политику, не понимая механику процессов, которые привели нас в текущую точку.
Каждая историческая модель семьи была ответом на конкретные экономические и социальные условия. Когда условия менялись — модель переставала работать. Попытки механически перенести решения из прошлого в настоящее обречены на провал.
Системный подход требует анализа ключевых периодов:
До крестьянской реформы (до 1861) — патриархальная широкая семья как производственная единица в аграрной экономике. Высокая рождаемость как компенсация высокой смертности.
От реформ до революции (1861-1917) — индустриализация разрушает экономический базис традиционной семьи. Малая семья получает возможность независимости. Женщины и младшие поколения начинают требовать прав.
Ранний СССР (1917-1941) — попытка радикальной перестройки семьи, затем откат к неопатриархату. Формирование модели «семья для государства» с тотальным контролем через запреты и общественный надзор.
Война и послевоенный период (1941-1960) — демографическая яма, максимальная стимуляция рождаемости. Массовое включение женщин в производство при сохранении традиционных требований к материнству.
Поздний СССР (1960-1991) — рост образования и экономической активности женщин. Увеличение стоимости воспитания ребёнка. Возникновение запроса на суверенность семьи при сохранении государственного контроля. Начало структурного кризиса советской модели.
Девяностые — свобода плюс экономический коллапс. Рождаемость рухнула не из-за либерализации, а из-за отсутствия экономической базы для семьи.
Нулевые и экономический рост — временная стабилизация за счёт роста ВВП и общего улучшения уровня жизни. Но структурные противоречия не решены.
Замедление роста и текущий период — возвращение демографического кризиса. Вступление в репродуктивный возраст малочисленного поколения 1990-х. Исчерпание экстенсивных механизмов стимулирования.
Что показывает анализ периодов
Три ключевых вывода:
Первое. Высокая рождаемость в традиционных обществах была вынужденной, а не добровольной. Она компенсировала высокую смертность и отсутствие других механизмов воспроизводства рабочей силы. С падением смертности и ростом стоимости воспитания ребёнка эта модель перестаёт работать.
Второе. Принуждение даёт краткосрочный эффект, но не создаёт устойчивой модели. Советская демографическая политика работала, пока действовали запреты. Как только контроль ослаб — рождаемость обрушилась. Это означает, что люди рожали не потому, что хотели, а потому, что не имели выбора.
Третье. Постиндустриальная экономика требует качественно иного подхода. Массовая многодетность несовместима с высокими вложениями в образование, здоровье и развитие каждого ребёнка. Страны с самым высоким уровнем жизни имеют низкую рождаемость, но при этом демографически устойчивы за счёт качества человеческого капитала.
Задача на будущее
Стабильная демография в XXI веке — это не возвращение к прошлому и не механическое копирование западных моделей. Это создание новой, адаптированной к российским условиям системы, которая учитывает:
• Постиндустриальный характер экономики и высокую стоимость воспитания
• Массовую образованность и экономическую активность женщин
• Урбанизацию и распад традиционных общинных структур
• Разнообразие жизненных стратегий и форм семьи
• Необходимость баланса между индивидуальным выбором и общественным интересом.
Следующие тексты цикла будут посвящены детальному анализу каждого периода с фокусом на практические выводы: какие механизмы работали, какие провалились, и что из исторического опыта применимо к современным вызовам.
Демография — это не вопрос идеологии. Это вопрос национальной стратегии, которая требует трезвого анализа, долгосрочного планирования и политической воли для реализации непопулярных, но необходимых решений.
Загрузка...
Загрузка...
Я уже описывал ситуацию во Франции.
Макрон — политический труп. Вопрос только в том, сколько всего на него повесят. И в какой форме. Не стоит забывать, в какой стране Сатурн пожирает своих детей. Оказаться под следствием или за решеткой — это силь ву пле.
Оппоненты месье Президента с удовольствием пристегнут к «наследию Макрона» и бюджетный дефицит, и социальные проблемы, и внешнеполитические неудачи. Всего по-максимуму. Чтобы дольше апеллировать к тому, что разгребают после Макрона и поэтому (у них еще хуже).
Да, кризис не макроновский, а структурный европейский. Франция сыпется одной из первых, потому что социальный бюджет совсем уж популистский. Точнее просто необеспеченный. Нет (и не было) таких доходов, которые бы покрывали такие расходы. Европейский уровень жизни — это пузырь. Финансовый и социальный.
Отрезвление и принятие реальности начнется с Франции. А дальше уже принцип домино.
Знаете, в той же Франции есть такая ремарка: «А вы хотите превратиться в Венгрию?» Как бы страшилка уровня жизни и социальной структуры. Вот, даже Венгрия — это необеспеченный пузырь. Правильная ремарка: «Хотя бы в Венгрию».
Европа, которую мы так все любили, исчезает. ©
Макрон — политический труп. Вопрос только в том, сколько всего на него повесят. И в какой форме. Не стоит забывать, в какой стране Сатурн пожирает своих детей. Оказаться под следствием или за решеткой — это силь ву пле.
Оппоненты месье Президента с удовольствием пристегнут к «наследию Макрона» и бюджетный дефицит, и социальные проблемы, и внешнеполитические неудачи. Всего по-максимуму. Чтобы дольше апеллировать к тому, что разгребают после Макрона и поэтому (у них еще хуже).
Да, кризис не макроновский, а структурный европейский. Франция сыпется одной из первых, потому что социальный бюджет совсем уж популистский. Точнее просто необеспеченный. Нет (и не было) таких доходов, которые бы покрывали такие расходы. Европейский уровень жизни — это пузырь. Финансовый и социальный.
Отрезвление и принятие реальности начнется с Франции. А дальше уже принцип домино.
Знаете, в той же Франции есть такая ремарка: «А вы хотите превратиться в Венгрию?» Как бы страшилка уровня жизни и социальной структуры. Вот, даже Венгрия — это необеспеченный пузырь. Правильная ремарка: «Хотя бы в Венгрию».
Европа, которую мы так все любили, исчезает. ©
Загрузка...